Марфа молчала. Рассказать о постыдной тайне, которой она стала свидетельницей, она не смогла бы даже под пытками.

– Ясно, – правильно поняла ее молчание Арина Петровна. – И чего так испужалась-то? Дело обычное, молодое. Пусть себе милуются.

Марфа во все глаза смотрела на нее.

– Вы что, все знаете? – выдавила она из себя.

– Конечно. Я ж в этом доме хозяйка, – спокойно сказала свекровь. – Пусть уж в своем дому кобельничает, а не по соседским бабам ходит. Когда за своими воротами что-то происходит, то оно в кругу семьи и остается. Сор из избы выносить – последнее дело.

– Но ведь Василина – жена вашего сына, – не выдержала Марфа.

– Ну и что? – Свекровь нехорошо улыбнулась. – Григорий Никифорович – глава семьи. Он в своем дому может делать все, что заблагорассудится, и никто ему перечить не смеет. А уж старший сын тем более. Еще и благодарен должен быть отцу, что тот его молодой жене скучать не дает. Степки-то уже больше года дома нет. Так что ж теперь Василине в соломенных вдовах куковать? Без любви и ласки. А тут ее родной человек приласкает-приголубит. Ты уж поверь, она не в накладе. Я-то знаю.

У Марфы от услышанного голова шла кругом. Так что же это получается? Григорий Никифорович – снохач? В деревне к мужчинам, оприходующим невесток, отношение было сложное. С одной стороны, многие не видели в этом ничего страшного, более того, воспринимали как дань традиции. Другие же связь со снохачом осуждали. Порицалась она и церковью, и обществом. Но при этом больше всего от людской молвы доставалось не свекру, прелюбодействующему с невесткой, а его жертве.

Позорно это было. Очень позорно. Марфа вдруг вспомнила все смешки и шепотки, несущиеся вслед идущей по улице Василине. И почему она раньше не замечала, что не все завидуют ее красоте и нарядам. Выходит, многие знали, чем вызвано необыкновенное расположение Якуниных? Знали и молчали? И только Марфа по своей наивности и неопытности терялась в догадках?

Выскочив из дома, она бросилась вниз по тропинке, ведущей к реке. В спину ей несся строгий окрик свекрови, требующей, чтобы младшая невестка закончила развешивать белье.

С того случая в амбаре Марфа то и дело стала замечать на себе остановившийся взгляд свекра. Взгляд был тяжелым, но заинтересованным. Сквозило в нем даже что-то ласковое, и именно эта искра и пугала Марфу больше всего. Казалось, что взгляды, ухмылки и подмигивания свекра преследуют ее повсюду. Она стала бдительно следить за тем, чтобы, не дай бог, не остаться с Григорием Никифоровичем наедине в комнате, амбаре или даже во дворе.

Стала более ласковой с Никитой, привечая его больше обычного. Правда, он заигрываний своей молодой жены, казалось, и не замечал. Для него она была не больше чем очередная батрачка, взятая в родительское хозяйство. Однажды Марфа застукала мужа за сараем с одной из наемных работниц. Муж предавался любовным утехам, которыми саму Марфу баловал нечасто, словно не понимая, почему именно эта молодая женщина делит с ним по ночам полати в отцовском доме.

От невнимания Никиты Марфа, впрочем, не страдала. А вот становившиеся все более откровенными планы на нее свекра пугали, так же как и заметное ухудшение положения в доме Василины. Старшую невестку все больше загружали работой, да и сладкие куски и подарки канули в прошлое. Василина смотрела на Марфу волком, пытаясь то и дело подставить перед свекровью. Посоветоваться, что делать, было совершенно не с кем. Единственной ее подружкой оставалась Глафира, но и в ее глазах позорить семью мужа не стоило.