Саша сказала, что прощает.

– Охота с подсадной уткой – это один из видов традиционной русской охоты, при которой манных уток высаживают на воду, после чего охотник прячется в укрытие. Манная утка своим голосом привлекает диких селезней, они прилетают и садятся на воду, а охотник по ним стреляет.

Саша поежилась.

– Подлость какая-то, честное слово, – сказала она звонко. – Привлечь самца, который прилетит на твой призыв, а за это его убьют.

– Так ведь и у людей также бывает. – Якунин вдруг засмеялся. Наверное, над ее неуместной щепетильностью. К чему та на охоте, которая в целом занятие аморальное. – Может быть, вам станет легче, если вы узнаете, что у весенней охоты, впрочем, как и у любой другой, существует масса ограничений, которые направлены на сохранение популяции дичи. К примеру, нельзя использовать лодку. Если только в качестве укрытия, но двигаться она не должна. Нельзя стрелять по самкам. Нельзя охотиться на утренней тяге. Нельзя использовать любые световые устройства. Даже фонарик можно включать только тогда, когда ружье полностью зачехлено. А уж про тепловизоры и приборы ночного видения даже говорить не стоит. На одну подсадную утку не может приходиться более двух охотников. Ружье можно расчехлять, только уже находясь в укрытии. Нельзя использовать электроманки, только живых подсадных квохт. Да и собак можно использовать только подружейных.

– Подружейные собаки? – Нет, Александра Архипова сегодня совершенно точно существенно расширит свой кругозор.

– Ну да. Это те, кто натаскан на то, чтобы отыскать раненую или убитую добычу. Легавые, ретриверы и спаниели. Все остальные сидят дома.

– Лучше бы и охотники тоже сидели дома, – в сердцах бросила Саша.

Он снова засмеялся. Видимо, над ее горячностью.

– А в какой области наук у вас диссертация, Саша? – ее собеседник внезапно переменил тему.

– Я лингвист, – ответила она. – Занимаюсь берестяными рукописями двенадцатого века. Точнее, запечатленными на них судебными приказами.

– Это довольно интересно, – согласился Якунин.

У Саши внезапно возникло ощущение, что ее слова его успокоили, что ли. Хотя он вроде и до этого не волновался.

– Понимаете, именно здесь при строительстве была найдена берестяная грамота, представляющая собой судебный приказ, датируемый примерно серединой двенадцатого века. Моя диссертация почти готова, остались последние штрихи, и я приехала сюда, чтобы пропитаться духом этого места. Если вы понимаете, о чем я.

Звучало странно. Это Саша понимала. Но не рассказывать же ему про побег от Данимира Козлевича. Якунин, впрочем, выглядел совершенно безмятежным.

– Я без тени сарказма говорю, – заверил он. – Вы знаете, лингвистика – типично женская профессия, как мне кажется. По крайней мере, такой красивой женщине, как вы, она придает дополнительное изящество.

– А если бы я готовилась к защите кандидатской по кибернетике и вычислительной математике? – Саша невольно вспомнила Тайку. При всем ее четком уме и совсем неженской профессии назвать ту неизящной никому бы в голову не пришло.

– Тогда бы я сказал, что ваша профессия придает вам загадочность и таинственность, – собеседник засмеялся и откинул в сторону салфетку. Закончил завтрак. – Не ловите меня на слове, Александра. Я слишком давно в бизнесе, так что не попадусь даже в более изощренную ловушку.

– А вы, значит, бизнесмен?

Впрочем, об этом можно было не спрашивать. Весь внешний вид Якунина не говорил, а кричал о деньгах. Больших деньгах. Очень больших деньгах. Таких, каких Александре Архиповой за всю жизнь не заработать.