Плохо так говорить, наверное, но по-мужски Влад понимал отца, который бросил их, когда сыну исполнилось всего лишь семь месяцев. Да, он поступил как последний отморозок, оставив маленького ребёнка, но ведь и жить с его матерью – невыносимо! После школы Влад сам с радостью свалил из дома, и его родительница только перекрестилась… бы. Если бы верила в Бога. Георгина Рудольфовна была ярой атеисткой - не признавала никакого бога, ну за исключением Шивы и Брахмы в тот период, когда увлекалась индуизмом.

- Соскучился или деньги закончились? – выпятив нижнюю губу, мама выдохнула струйку сизого дыма и прикрыла левый глаз.

Помахав перед лицом ладонью, прислонилась к дверному косяку: замок она не закрыла, видимо, рассчитывая, что гость надолго не задержится. 

- Короче, тут такое дело. Вот, - Влад кивнул на переноску, демонстрируя спящего младенца.

Георгина Рудольфовна приподняла криво нарисованную бровь и снова затянулась. Мазнула безразличным взглядом по ребёнку, затем придирчиво изучила прикид сына:

- И вот на это ты тратишь мои деньги? В этих джинсах ты выглядишь как гей.

- Мама! – раздражённо нахмурился Влад. – Ты видишь, кто у меня здесь? Или джинсы тебя волнуют больше?

- Не хочу, чтобы соседи думали, что мой единственный сын – заднеприводный. 

- Ладно, я понял, прости, что побеспокоил, - Влад опустил переноску и направился к двери. 

- Да стой ты. Покажи, - окликнула его мать и, сунув окурок в переполненную пепельницу, наклонилась, разглядывая ребёнка. - Гляди-ка, почти как ты в детстве. Хорошенький был, щекастый, а сейчас… Что за мода, - брезгливо окинула взглядом дырки на его штанинах. – Так чей это ребёнок?

- Не знаю… Может быть, мой.

- Может быть? – выпрямилась.

- Да не знаю я! Подбросили, со словами, что это мой сын.

- А ты не уверен?

- Нет.

- Ну так вот – это твой, - констатировала Георгина Рудольфовна и потянулась в карман за пачкой Мальборо. 

- Блин, ты можешь не курить, хотя бы пока здесь ребёнок? – Влад был зол, просто в ярости! Он уже трижды пожалел, что приехал сюда. Ясно как белый день, что она ему не поможет.

Но ещё больше разозлило то, с какой уверенностью она приписала ему отцовство. Ни секунды не сомневаясь!

- Короче, чего от меня-то требуется? – устало проскрипела она, опускаясь в продавленное кресло. Пожелтевшие от никотина пальцы теребили незажжённую сигарету. 

- Я завтра буду звонить в опеку, что-то решать… с ним, но до завтра мне нужна помощь.

- А я-то тут при чём?

- Ну ты же женщина, разбираешься, как там его переодевать, кормить. Я ведь ни черта не соображаю!

- Сам накосячил, сам и разбирайся. А если тебе завтра опять подкинут сопляка, снова мне притащишь? Башкой надо думать, прежде чем на девок залазить. Такой же, как папаша – бесхребетный олух, с мозгами в ширинке, - скривилась она и уставилась в пыльное закупоренное окно.

На лице - отпечаток лютой ненависти, под которую она удачно зашлифовала раненное женское самолюбие и душевную боль. 

Пылинки плясали в пробивающемся сквозь мутное стекло солнечном свете; мать молчала, Влад тоже. 

- Значит, не поможешь?

Ответ был очевиден. 

- Извини, у меня полно дел. Мне сегодня ещё на работу после обеда, - равнодушно бросила она, стряхнув с себя груз воспоминаний. - Кстати, ты думаешь поднимать свою задницу и куда-то устраиваться? Или ты рассчитываешь, что будешь вечно сидеть на моей шее? Этот месяц – последний, когда я перечисляю тебе деньги, у меня их у самой не бездонная пропасть. 

- Можешь не перечислять – обойдусь, - Влад перехватил удобнее переноску и теперь уже точно пошёл на выход.