Казалось бы, налицо не просто нежелание алтарных трибутариев по-прежнему почитать своих святых, но и очевидный кризис самого института алтарного трибутариата. Тем не менее, число трибутариев во фламандских монастырях из года в год продолжало неуклонно расти путем естественного прироста их семей и в результате достигло к концу XVIII века – к моменту проведения наполеоновской секуляризации во Фландрии – только в одной области Ваасланд многих десятков тысяч человек.

Естественно, при столь огромном и быстро растущем количестве алтарных трибутариев монахам очень скоро потребовались совершенно иные инструменты контроля и формы их описания. Меняется и сам характер документов, с помощью которых велся их учет. Сначала в монастырях начинают все реже составляться грамоты актов дарений себя в качестве трибутария на алтарь святого, с присущей этим грамотам характерной риторикой жертвенности самих этих актов. Затем прекращается и воспроизводство многочисленных обновленных копий этих грамот, подтверждавших статус, а иногда содержащих и перечень потомков алтарных трибутариев. Взамен монахами создаются различного рода массовые описи алтарных трибутариев, объединяемые ими в огромные регистры, назначение которых, в основном, сводилось лишь к простому учету как их самих, так и собираемых с них денежных сумм.

Все это выглядит несколько странно по отношению к алтарным трибутариям, предки которых некогда избрали себе святых в качестве своих небесных покровителей и которым они себя торжественно публично пожертвовали, связав с ними себя и своих потомков навеки вечные, и коим громогласно поклялись служить верно и неизменно в надежде обрести с их помощью Царствие небесное. Не “поблекло” ли со временем для их потомков “сияние их святости”?

Вряд ли можно ответить на этот вопрос просто и однозначно, не принимая в расчет того, что речь идет о культе, в том числе и таких общепочитаемых святых, как первоапостол Петр и пресвятая Дева Мария, на алтари которых в Гентском аббатстве было совершено как раз наибольшее число пожертвований и имена которых постепенно становятся одними из самых популярных не только в среде алтарных трибутариев. Их авторитет наверняка был достаточно высок и оставался непререкаемым. Изменение же процедуры поклонения этим святым, по-видимому, скрывает за собой какие-то – еще не до конца нам понятные – сдвиги и процессы, которые происходили в недрах самой Церкви того времени, касавшиеся эволюции представлений о почитании святых и о самой святости351. Тем не менее, трудно полностью отделаться также и от того впечатления, что чувство благоговения к святым не слишком глубоко проникло в обыденное сознание и самих алтарных трибутариев, если оно достаточно долго, почти вплоть до самого конца Средневековья, никак не проявляло себя в практике их повседневной жизни.

Их отношение к святым, по-видимому, имело такой же двойственный и противоречивый характер, каким был и их собственный статус. Столь же двоякими были, вероятно, и те цели, к которым они стремились, связывая себя и своих близких с могущественным и влиятельным монастырем, обладавшим к тому же немалыми владениями и привилегиями, и где находился алтарь того святого, которому они должны были поклоняться. Эти цели, скорее всего, не ограничивались для них одной лишь заботой о спасении души и поиском небесного заступника, но, по всей видимости, преследовали и сугубо земные прагматические интересы, в том числе, возможно, даже и чисто меркантильного свойства