«С чего вы взяли, что в своих книгах я «обнажаю душу»?» – рассердилась я.

Но и задумалась…

Когда замечательный тенор поёт арию Каварадосси так, что слёзы текут по лицам слушателей в зале; когда рыдающий актёр в роли Отелло выходит на просцениум с задушенной им Дездемоной на руках; когда вы любуетесь пейзажем родной деревни на картине известного художника… – вы полагаете, что душа артиста, писателя и художника обнажена перед вами настолько, что можно читать по ней, рассуждать о ней и препарировать её?! Отнюдь! Перед вами, прежде всего, продукт дарования мастерства и стиля, – иными словами, произведение искусства, которое, отрываясь от творца, начинает существовать совершенно самостоятельно, к его душе имея весьма опосредованное отношение.

Настоящий профессионал – всегда вещь в себе. Он может достигать в профессии изрядных высот, но его частная жизнь и, главное, жизнь его души редко становятся достоянием общественности.

Я вспоминаю интервью с замечательной актрисой Светланой Крючковой, которое услышала, случайно включив в машине радио. Крючкова в то время была с гастролями в Израиле, и журналистка спрашивала её как раз о личных переживаниях в те минуты, когда она играет «бурю эмоций» своей героини – ведь душевные затраты артиста, ежедневное обнажение чувств… что-то в этом роде. Крючкова, помнится, ответила: «Ну что вы! «Буря чувств» – это для любителей. Для кружка самодеятельности швейной фабрики. Я же – профессионал. И если в спектакле в семь тридцать моя героиня должна заплакать, то она заплачет горючими слезами, даже если за пять минут до выхода я за кулисами рассказывала партнёру анекдот».

Отважная женщина, отважная актриса. Не каждый рискнёт рассказать такое зрителям. Не все это примут, многие будут шокированы. А ведь всё это укладывается в одно только слово: профессия.

«Берётся Мэри…», или Как приготовить пикантный соус из своей постной биографии

Забавно, когда журналист с разбегу накидывает тебе вопросы, типа: где вы находите сюжеты для своих книг? как понимаете, о чём писать, и как это делаете? – ответом на которые, по-хорошему, должен быть курс лекций о физиологии и психологии писательского сознания. Но я – добросовестный человек! – всегда пытаюсь честно и доброжелательно ответить.

«О чём писать» и «как это делать» – вещи такие же разные, как «купить машину» и «ездить на ней». О чём писать, знают многие люди, они же не преминут дать вам совет. Самая распространённая фраза, которую слышу я в разговоре с любым собеседником почтенного возраста: «Эх, вам бы о моей жизни роман написать! Загребли бы миллионы левой ногой». Любой престарелый бухгалтер станкостроительного завода в Челябинске (если таковой завод существует) хотел бы запечатлеть для потомков великие деяния своей единственной жизни.

Вот «как это делать?»… тут правильнее всего ответить анекдотом: «Как приготовить коктейль «Кровавая Мэри?» – «Берётся Мэри…»

Между тем вопрос о том, как перемалывается реальность в художественное произведение, чрезвычайно интересен.


Это похоже на принцип строительства мозгом наших сновидений: вы идёте по какой-то разбитой дороге с тяжёлым чемоданом без ручки, который не можете бросить, и знаете, что должны успеть на самолёт, что вылетает в Курск ночным рейсом. Как только возникает «ночной рейс», в сновидении кто-то щёлкает выключателем, и тусклый фонарь под железным колпаком времён вашего детства освещает придорожные кусты, помойку и скамейки в парке Горького. Во сне появляется соблазн бежать в другую сторону, по другой тропинке, которая ведёт к бабушкиному дому возле Алайского рынка… Но вдруг вы уже в аэропорту, и всё хорошо, если не считать, что на вас разные туфли. И тут вы замечаете свою одноклассницу Галю Фокину, с которой учились в музыкальной школе в Ташкенте, а потом она переместилась в кибуц в Верхней Галилее. «Галя! – кричите вы, радуясь встрече, – одолжи мне свой правый туфель, смотри, он совершенно идентичен моему левому…»