Сонька перешла в десятый класс и вообще не имела права работать, вот только работать было некому, а училась она в классе с педагогическим уклоном и по окончании, кроме аттестата, должна была получить какой-то документ для трудоустройства в детсаду. Но что интересно, у Соньки было призвание. Она с удовольствием возилась с детьми, была мамкой-нянькой, и они ее обожали, висели на ней гроздьями. Меня любить было не за что.

Наша с Михалной и Сонькой комната находилась посередине двух палат. В одной спали девочки, в другой – мальчики. Их палаты выходили в коридоры с вешалками для верхней одежды и полками для обуви, а ночью заполнялись ночными горшками. Когда мы загоняли мальков в постели, и двери на улицу закрывались на ключ, Михална шла на «разбор полетов», а мы с Сонькой – в палаты, сказки рассказывать. По очереди, день я девочкам, а она мальчикам, потом наоборот. И тут все желали меня, хотя сказок я не рассказывала. Я рассказывала про инков.

Из этих рассказов получались классные сказки. Например, про полководца Ольянтая, который влюбился в принцессу Куси Койлюр – Смеющуюся Звезду, и просил ее руки у Инки. Однако Ольянтай получил отказ, ведь был он из народа. Смеющуюся Звезду отец заточил в монастырь – «Дом невест Солнца», где она родила дочку, а Ольянтай поднял против Инки восстание. Был в сказке и слуга – Быстроногий, и вероломный полководец – Каменный Глаз, который выступил против Ольянтая, в общем, много чего случилось и много лет прошло, пока все устаканилось. Старый Инка умер, а Ольянтай вернулся в Куско, получил свою Смеющуюся Звезду и дочь, Иму Сумак. Фил говорил, что такое имя взяла себе перуанская певица, которая была популярна во времена его юности, у нее был уникальный голос – четыре октавы, она выла и рокотала, как река Урубамба в грозу, и свистела тонко, как редкая птица коракенке, перья которой украшали головной убор инкских вождей.

Я рассказывала про загадку пустыни Наска с огромнейшими рисунками-геоглифами, которые изображают земных птиц, обезьян и пауков и протянулись на километры. Рассмотреть геоглифы можно только с самолета, и их считают взлетными полосами инопланетного космодрома. Фил не верит в инопланетян, а для чего служили эти рисунки, и кто их сотворил, не знает. Он считает, что ответ нужно искать на земле, и в этом должны помочь раскопки. Однако детям я, конечно, рассказывала сказку о пришельцах, как они построили в пустыне космодром и хотели уничтожить индейцев, но ничего у них не получилось.

Из камней Ики я тоже сделала сказку, потому что она напрашивалась. А правда такова. Один врач из города Ики собрал колоссальную коллекцию черных и серых камней с гравировкой. Камни разной величины, есть небольшие, есть неохватные. Доказана древность и камней, и гравировки, но рисунки объяснению не поддаются. На них – люди и звери. Эти звери – динозавры! Изображены охота на динозавров, хирургические операции по пересадке органов, человек, что-то рассматривающий в лупу, и астроном, глядящий на звезды в подзорную трубу. Будто бы смешались все времена, прошлое, настоящее и будущее. Некоторые рисунки повторяют геоглифы Наски. Подделки? Но сколько художников и за какое время смогли бы в тайне подделать двенадцать тысяч камней?

Рассказывала я, и сама балдела от своих рассказов. Во-первых, они мне нравились, потому что были овеяны воспоминаниями о Филе. Во-вторых, день кончался, заботы кончались. Я не торопилась, предвкушала, как вырвусь отсюда и окажусь у Сандры, в другом мире.

Сандра была похожа на Пьера Ришара, высокого блондина в черном ботинке: с коломенскую версту, волосы, как водоросли, на язык не сдержана, и очень-преочень для меня интересна. Сандра работала в лагере художницей и была на привилегированном положении. Она обитала в отдельном домике с жилой комнатой и мастерской, где малевала плакаты, лозунги и декорации для самодеятельного театра, проводила занятия кружка рисования и макраме. Для кружка мягкой игрушки ей привезли с фабрики «Рот-Фронт» несколько мешков меховых обрезков из песца, лисы, каракуля, мутона и разной искусственной дряни. Сандра шила с детьми игрушки, но все хорошие и размером более ладони лоскуты меха пустила на изготовление суперэксклюзивной сумки и ковра с саамским, как она утверждала, орнаментом. Когда старшая пионервожатая заикнулась, что ковер надо повесить в ленинской комнате, Сандра выпучила глаза, резко выбросила вперед руку с фигой и сказала нечто нецензурное. Сандра вообще много себе позволяла, она считала себя бесценной находкой для лагеря и была абсолютно права.