…куда оно денется, сидит, вцепилось, впилось, мучит.

Никанор, наверное, мог бы отказаться от нее еще тогда. Кто бы осудил? Нет, он бы приобрел ей палату. И личного целителя. С полдюжины целителей, окружив той заботой, которая позволила бы откупиться от совести. В конце концов, все ведь твердили, что надежды нет, что…

…целителей сменили священники и старцы.

Старухи.

Старики, про которых говорили, будто им в наследство осталось что-то этакое.

Одни бормотали молитвы, лили елей, кадили ладаном. Другие шептали, что, дескать, надобно крови и мазали лоб Анны откупною жертвой, и потом, после их ухода, Анна задыхалась от этой кровяной вони, которую ощущала особенно остро. И все, как один, твердили, что надобно к мастерам Смерти на поклон идти. Они, само собой, от исцеления далеки, но, как знать, вдруг да подскажут, что делать…

Если б все было так просто.

Если б…

Никанор пытался. А не выходило. Слишком мало их осталось после той позабытой уж ныне войны, а те кто был, не спешили отозваться на письма.

И не на них одних.

Пожалуй, тогда Никанор вновь осознал, что далеко не всевластен. И что денег одних недостаточно. И Анна не знала, чего ему стоило притащить к ней в палату того паренька.

- Я не уверен, что смогу извлечь его полностью, - он был молод и, будто стесняясь этой молодости, носил черные одежды и волосы красил тоже в черный. А кожу отбеливал, и Анна ощущала запах того, ею же любимого, крема на цитронах. – Слишком старое… наследное.

- То есть…

- Проклинали ее родителей, но что-то пошло не так, - мастер поморщился. – Возможно, проклятье было неоформленным. Случается, когда человек со спящим даром испытывает сильные эмоции. На них он может благословить. Или проклясть. Однако в силу неопытности, проклятье не будет сформировано. Пожалуй, именно поэтому оно и не прицепилось к ауре взрослого… да… скорее всего проклинали вашу матушку, когда она была в положении.

Матушку?

Проклинали?

За что? Что она, потратившая жизнь на посты и молитвы, могла сделать такого?

- Впрочем, это уже не важно, - тонкие пальцы мастера стиснули виски. А светлые глаза его оказались близко… так близко, что Анна испугалась. Никто и никогда прежде не смотрел на нее так пристально. – Подробные проклятья тем и опасны, что нельзя предугадать, во что они переродятся.

- Вы можете его снять?

Никанор держался в тени.

Он редко появлялся, то ли стесняясь Анны, то ли собственного здоровья. А может, как обычно, был занят.

- Я попытаюсь, - ее отпустили. – Но вы должны понимать, что тьма в ней обжилась давно. Она росла. Она развивалась. Она пустила метастазы… это сродни раку. Думаю, вы понимаете, о чем речь.

Анна понимала.

И надежда, слабая, ибо к тому времени она почти перестала надеяться, умерла. Значит…

- Я предлагаю действовать постепенно, - сильные руки перевернули ее на бок, и Анна не успела возмутиться, как пальцы некроманта прошлись по позвоночнику. Каждое прикосновение вызывало боль.

Острую.

- На первом этапе мы иссечем тело проклятья, - некромант задержался на уровне шеи. – Вот здесь… полагаю, тут основной узел. Я постараюсь удалить его, но будет больно. Если все пройдет удачно, к вам вернется способность двигаться.

Он поглаживал шею ласково, и тьма отзывалась. Теперь Анна ощущала ее в себе, плотный темный ком, который сдавил позвоночник.

- Затем я перерублю каналы, которые питают проклятье силой, и поработаю с метастазами. Нам ведь не нужно, чтобы болело сердце? А там… будет видно.

- Вы сможете убрать все?

- Я постараюсь, - ее положили и, приподняв, подтянули выше. Сунули под спину подушку. Поправили одеяло.