Не то чтобы я была против, но… почему-то торопиться не хотелось. Мы уже здесь, и этот роскошный мужчина никуда не денется. От одной этой мысли меня бросало то в жар, то в холод, губы пересыхали, а в животе нарастало томительное тепло. Словно я разом выпила бокал отличного красного вина.
– Не туда смотри. – Прикрыв грудь одной ладонью, второй я взяла его за плечо и подтолкнула, чтобы повернулся.
– Ладно, – вроде бы послушался он, развернулся обратно к водопаду.
Но стоило мне выдохнуть и самую капельку расслабиться, как меня сгребли в охапку, поставили перед собой и надежно зафиксировали обеими руками. Почти невинно. Если, конечно, не считать того что между нами не осталось ни миллиметра пространства. Ничего, кроме мокрой тонкой ткани, сквозь которою я всем телом ощущала его тепло. И его дыхание. И… черт, его рука на моем животе, поверх мокрой рубашки, это…
– С ума сойти как красиво, – восхищенно шепнули мне на ушко и коснулись горячими губами.
Я замерла, глядя на мир сквозь завесу из переливающихся капель воды, не желающих сливаться в ровный поток. Каждая была сама по себе. И играла на солнце, как ей хотелось.
Так же, как его губы – путешествующие по моей шее. И его руки, исследующие мой живот. Почти невинно, да. Он даже под рубашку не проник, а я уже… уже…
Когда он легко прикусил мою кожу между плечом и шеей, я застонала. Этот стон родился где-то внизу живота, где спереди меня касалась невыносимо горячая рука, а сзади не менее горячие бедра откровенно возбужденного мужчины.
– Кари-ина, – почти пропел он мне в шею, – рыжая бе-естия…
Я снова застонала и выгнулась, уже не очень-то понимая, а чего мы, собственно, ждем?
– Вы привлекательны, – в тон ему почти-пропела я, притираясь к нему спиной и тем, что пониже, – я чертовски привлекательна…
Продолжить мне не дали. Одобрительно хмыкнули, одним движением – словно в танце – развернули меня к себе лицом и нашли губами мои губы. Если я и хотела до этого что-то еще сказать, то сейчас напрочь забыла, что именно. Целовался Серый… о, как он целовался! Меня унесло – в фейерверк ощущений и красок, словно радуга под закрытыми веками, а его руки… ох, до чего же правильно его ладони легли на идеально подходящие под них округлости, и стиснули, еще сильнее вжимая в жесткое, горячее мужское тело…
Я судорожно вдохнула, когда он оторвался от моих губ. Сердце колотилось, в животе разворачивалась тугая спирать желания… нет, потребности. Необходимости! В его руках, в его силе и тепле, в его надежности и восторге… Боже, он опять смотрел так, словно я – единственное, на что вообще стоит посмотреть в этом мире, и он готов делать это вечно. Что ничуть не помешало ему расстегнуть пуговицу на моих джинсах, вжикнуть молнией и запустить ладонь внутрь, на обнаженную кожу бедра.
Так же, глядя ему в глаза – какой в этом кайф, кто бы мог подумать! – я обеими руками расстегнула его ремень, пуговицу, молнию… Едва не задохнулась от ощущения горячей кожи под пальцами…
– Кар-рина… – прорычал он, впиваясь в мои губы, дергая мои джинсы вниз… – Черт! Мокрые…
Он рвано засмеялся, упершись лбом мне в лоб, потянул чертовы мокрые джинсы вниз уже обеими руками.
Чертов прилипший деним не поддавался. Стоял насмерть, как полиция нравов перед стриптиз-баром. И зачем я, спрашивается, надела узкие джинсы-стрейч? Ду-ура… Юбку надо было надевать, юбку!
На середине этой ценной мысли меня снова поцеловали. Жадно, нетерпеливо, с трепещущим где-то в горле рычанием… Черт, да я готова кончить от одного этого!.. Ненавижу джинсы!..