Мертвенный холод ее ладони заставил его вздрогнуть и рухнуть на колени у кровати. Степанида ушла спокойно, во сне. Просто уснула и не проснулась. Тихо, без боли и мучений. Вошедшая в дом Лейла так и застала его. На коленях, со слезами на глазах. Девушка уже почти не хромала, но почему-то не спешила уйти. Как выяснила у нее бабка, они с братом жили со своей бабкой, которая верховодила домом, но в дела молодежи не вмешивалась. И вернуться домой с раной на ноге девушка не могла. Проще было сказать, что поднималась на перевал, чтобы попробовать сходить к родственникам в другой аул.

Для Елисея такая вольность горянки была странной, но лезть к ней с вопросами он не решился. Да и бабка явно знала больше, чем рассказала. В общем, с момента их стычки Лейла так и жила в их доме. И вот теперь, вернувшись, она растерянно замерла посреди дома, моментально сообразив, что произошло. Взяв себя в руки, Елисей утер слезы и, поднявшись, срывающимся голосом тихо посетовал:

– Обмыть бы ее надо. Да мне невместно.

– Принеси воды и переложи ее на стол. Я сама все сделаю, – так же тихо пообещала Лейла.

– Хорошо, – безжизненно кивнул парень. – Я тогда пойду, домовину слажу и могилу почищу.

Быстро переложив бабку на стол, он натаскал воды и отправился в сарай к плотнику. Гроб, который Степанида заставила его сделать, так и стоял на верстаке. Чистый, ошкуренный, нужно было только пыль смахнуть, что парень и сделал. Закрепив гроб на тачке, он перевез его на бабкино подворье и, взяв лопату, отправился на погост. Могила, которую выкопал еще отец в самом начале мора, заметно оплыла, и была сырой от талого снега, но поправить ее было не сложно.

Управившись с делами, Елисей вернулся в дом и, подойдя к столу, где лежала уже одетая покойница, судорожно вздохнул. Вот теперь он действительно остался один. Лейла, отлично понимая, что с ним происходит, подойдя, тихо сказала:

– Завтра я домой уйду. Теперь мне нельзя здесь оставаться.

– Я провожу, – кивнул Елисей.

Взяв себя в руки, парень внес гроб в дом и, уложив в него бабку, заколотил крышку. Потом, вынеся уже полную домовину на крыльцо, он закрепил его на тачке и покатил к церкви. Лейла, повязав голову черным платком, молча шла рядом. Припомнив похороны Параскевы, Елисей использовал доски и веревки, чтобы опустить гроб в могилу. Бросив на крышку три горсти земли, он дождался, когда девушка повторит его жест, и взялся за лопату.

Вкопав в изголовье крест и утрамбовав землю, он перекрестился и, вздохнув, негромко сказал:

– Вот и все. Теперь они вместе. Один я словно перекати-поле. Пойдем, Лейла. Помянем рабу божию. А завтра я тебя домой провожу.

– Хорошо, – тихо кивнула девушка.

Они вернулись домой, и Лейла, уже зная, где и что хранила Степанида, быстро накрыла на отмытый стол. Достав из шкафчика бабкину настойку, Елисей выставил две рюмки и, наполнив одну, накрыл ее куском хлеба. Вторую, поставив перед собой, налил до краев.

– Тебе не предлагаю, – вздохнул он, посмотрев на девушку. – Тебе вина нельзя.

– Нельзя, – кивнула Лейла, быстрым движением поправляя платок.

– Царствие тебе небесное, бабушка, – прошептал парень и махом вылил в глотку напиток.

Вспоминая их разговоры, Елисей и сам не заметил, как опорожнил бутылку, но при этом не захмелел. Только в сон потянуло.

– Оставь все, я потом сам помою, – махнул он рукой и, поднявшись, отправился в свой закуток.

Проснулся парень с тяжелой головой, но похмелья как такового не было. Лейла уже встала, успев сделать многое, пока он спал. Умывшись, Елисей привычно позавтракал козьим молоком с краюхой хлеба и, одевшись, вопросительно посмотрел на девушку.