Взял оливки, медленно отправил их в рот, достал косточки и положил на тарелку. Ровненько, одну рядом с другой, будто сейчас это было самое важное.

Надя молчала, нервно сжимая рюкзак.

– Когда ты должна быть там? – спросил он.

– Третьего августа.

– А когда вернешься?

– В начале ноября.

– Что с учебой?

– Карина уже написала декану. Он зачтет мне это как практику. Но экзамены я все равно обязана сдавать, как и все остальные.

Он понурил голову. Все думал, стоит ли спрашивать, если ответ ему известен. Ему когда-то задали один идиотский вопрос. «Хочешь поехать?». Ему было шестнадцать, и спрашивали его про Кливленд. Вопрос был жестоким. Он улыбнулся. Решил, что не станет спрашивать. Он взял ее руки и, целуя их, сказал тихо:

– Стало быть, Карина все продумала. Супер. Я буду к тебе приезжать. В сущности, Мюнхен – это не так далеко.

Надя кусала губы. По ее щекам текли слезы. Она не могла их утереть, потому что он держал ее за руки. Он чувствовал, как они дрожат. Старался, чтобы в его голосе не было слышно разочарования. Он знал, это очень важно, но придется делать вид, что ничего такого не случилось.

– А что сказал Алекс? Ведь это он занимается бухгалтерией.

– Что он должен был сказать? – Вздохнула тяжело и сжала его пальцы. – Ничего нового. Все то же самое, что и Карина, только по-немецки. Но что хуже всего: все понимают, что чиновник прав. Я обязана быть на месте. Так записано в контракте. И совсем не мелким шрифтом. Просто они не ожидали, что до этого дойдет, что кто-то будет настаивать на строгом исполнении всех пунктов. Алекс – сторонник строгого следования букве закона и соблюдения всех договоренностей, предпочитает спать спокойно. Он убеждал меня по-своему, – продолжала Надя, – совершенно иначе, чем Карина. Рационально, без эмоций, по-деловому. Назначил мне минимальную зарплату, размер которой может быть предметом для переговоров. А потом… Потом он просто попросил, по-человечески. Когда Алекс просит, у него меняется голос, ты знаешь? Это уже не тот же самый принципиальный и уверенный в себе бизнесмен. Хотела бы я посмотреть тогда на него. Он попросил меня приехать в Мюнхен. Но по-другому, чем Карина. Она какая-то крайне иррациональная, романтичная. О деньгах говорит только тогда, когда может взять что-то у богатых и раздать это бедным. Мало заботится о себе. Я знаю это по Руанде. Она больше волновалась за тебя. Обо мне вообще не беспокоится. Ныла, что они от тебя бедного меня отрывают. А о том, что забирают тебя от меня, даже не подумала. – Взяла бутылку с водой, подняла руку, давая знак официантке, что просит счет. – Пошли домой, а? Я хочу быть с тобой. Поскорее и подольше.

Когда они шли с велосипедами к Надиному дому, Якуб спросил:

– Просто из любопытства, сколько, по словам Алекса, минимальная зарплата для польской студентки?

– В Мюнхене? По договору? Десять штук, – ответила Надя.

– Десять штук за три месяца?!

– Нет, за месяц.

– Десять тысяч? Евро? За месяц? – он остановился как вкопанный.

– Ну да, евро, за месяц. А что?

– И это Алекс называет минимумом?! – Он посмотрел на нее с недоверием.

– Да, Алекс – человек экономный. Я бы даже сказала прижимистый. Ни в Германии, ни в Швейцарии, ни в Австрии он не нашел бы такого дешевого бухгалтера. Впрочем, это никакая не бухгалтерия, а составление смет. Чтобы рассчитать суммы в евро и центах, нужно хорошо разбираться в проектировании CAD, 3D/2D, уметь выполнять поиск в базе данных с материалами, знать, где продают дрянь, а где качественный товар. А еще надо много считать. Суммировать издержки: от обычной шпаклевки, кистей и напильников до строительных лесов. Так понемножку и набирается. И Алекс это знает. Лучше, чем кто-либо другой.