– Филипп Геннадьевич, я с дочкой разгова…

– Шефа обокрали, а ты трындишь. Давай, ноги в руки и к нему!

– Какого шефа? Кто?

– Ты совсем тупой? Я говорю, бегом к нему! Менты всех опрашивают, кто что видел. Ты последний с ним общался до того как.

Зосим Петрович бежал по вечернему городу в синем спортивном костюме (фейковый китайский «Адидас») и белых кроссовках (тоже китайский «Адидас», но настоящий). Со стороны его вполне можно было принять за расслабленного джоггера, если бы не выражение лица. Вот и знакомая с детских лет остановка. Вот и ларьки, которые то сносят, то строят заново, чтобы нужные люди могли заработать. Надо же, а «Быстрозаймы до получки» ещё работают, и народу внутри нет. Мне же к шефу надо, ну да ладно, я же быстро, на пару минут всего.

– Здравствуйте, я вот тут был у вас недавно. Денег хотел взять немного. Ну как немного. Типа чтобы хватило на стартап один. Очень перспективный. Шоу-рум для АйОса.

– Документы у вас с собой? Паспорт, права, документы о собственности на машину.

– Документы у меня всегда с собой.

– Вот стандартный договор, обратите внимание, что размер неустойки – один процент в день.

– Это что значит?

– Это значит, что платить нужно вовремя.

– Слушайте, а вы можете сразу на счёт отправить? Ну дочке моей, это она всё замутила с этим… стоком.

Ночью в относительно старинном губернском городе по-прежнему ничего не происходило. Самуил Демьянович с перебинтованной головой в тишине кабинета читал книгу. Ия Савельевна пыталась выбрать удачный ракурс для записи ролика в «Инстаграм». Зосим Петрович ел пельмени под аккомпанемент сериала. Солнце согласно прогнозу ожидалось через два месяца.

Уехал. Тамара сидела на кровати в комнате старшего сына и сжимала дрожащие губы. Сколько раз она представляла момент разлуки с сыном, столько раз обещала себе – не плакать. И все недолгие сборы держалась молодцом, была деловита и насмешлива. А сердце сжималось от предстоящего расставания. Её сын Егор, мальчишка семнадцати лет, весной окончил школу и сразу поступил учиться в институт, и не куда-нибудь, а в заграничный университет. В её настроении, словно червоточина, появилась печаль, которая становилась всё больше, всё глубже, пока не вытеснила другие чувства.

День отъезда настал на исходе августа. До самого последнего момента у неё хватало выдержки, и только тут, обняв сына за плечи, она уткнулась носом ему в грудь, надеясь пересилить себя и совладать с непослушным лицом. Сын не разнимал объятия. Так и стояли молча, ведь всё необходимое было сказано, а несказанное – больше любых слов.

Только когда глава семейства произнёс негромко: «Ну ладно, ребята, пора. Такси ждёт», она оторвала себя от сына. И тут её большой мальчик с фигурой мужчины по-детски закрыл ладонями глаза. Она смотрела на него, не отрываясь, сочувствуя всем сердцем. Мгновение было кратким, но уже тогда она знала, что именно этот момент будет являться ей в воспоминаниях всегда, до самой смерти.

Он отправился с отцом в аэропорт, а она осталась дома, мысленно провожая его до самолёта: вот он сел в такси и знакомым движением надел наушники. Вот уже Пулково, стойка регистрации, паспортный контроль, ожидание. Взлёт.

Мокрые звёзды мигали в окне. Комната была полна его присутствием. Каждая вещь хранила прикосновение его рук и деятельного внимания: затейливые шахматные фигурки, забытый на стуле свитер, даже мусор и тот был исполнен значения. Всё, от коллекции монет до одинокого носка, сморщенной рыбкой приткнувшегося в углу, – было его, и не могло быть иначе. Она разглядывала книги, ещё вчера питавшие его ум, черновики, заполненные небрежным крупным почерком, где без всяких запятых неслась галопом его мысль. На полке красовались кубки с соревнований, которыми он так дорожил. Вчера. А сегодня в один миг стало не нужно. Тиканье часов увеличивало расстояние между матерью и сыном, приближая его к будущему, унося в чреве самолёта от прошлого, в котором остановилось её настоящее.