Если врачи изменят показания, Михайлову грозит максимум год исправительных работ. Оправдательного приговора, конечно же, от судей не дождешься – не позволяет законодательство, о помиловании тоже не могло быть речи. Но если отец Светы получит символический срок – это все, что на данном этапе могла сделать Валентина.

Маргелов внимательно выслушал ее и согласно кивнул головой.

Она поблагодарила следователя и попрощалась. Выходя из его кабинета, обернулась:

– Я и тебя видела на похоронах сына. Почему не подошел?

– Не знаю, – честно ответил следователь и опустил глаза. – Я не умею сочувствовать.

– Не ври, Вася. Просто ты знаешь, что я не умею принимать соболезнования.

Маргелов пожал плечами: "Пусть будет так".

В начале первого Ширяева, толкнув решетчатую дверь, вошла в полуподвальное помещение в своем подъезде. С влажными от конденсата стенами, вдоль которых проходили трубы, оно служило мастерской для слесаря-сантехника. Влага стояла такая, что пришлось заменить обычную дверь на решетчатую. Даже слесарные инструменты сантехник хранил в промасленной ветоши.

Он поднял глаза и поздоровался.

– Зайдите в сорок седьмую, пожалуйста, – попросила Ширяева.

– В сорок седьмую? – он почесал за ухом. – А что у вас случилось?

Прямолинейный вопрос, без задней мысли.

– У меня засорилась раковина, – ответила она.

– Сейчас поднимусь, – сантехник подошел к шкафу и освободил из-под тряпок металлический ящик с инструментами.

Она оставила дверь приоткрытой и прошла на кухню, быстро приготовив легкую закуску и поставив на стол бутылку водки. Когда слесарь появился на кухне, она предложила ему место за столом, обращаясь к нему на "ты":

– Присаживайся. Тебя Костей зовут?

– Может, сначала я раковину прочищу? – не совсем уверенно проговорил сантехник, поглядывая на угощение.

Вообще-то он привык к подобным приемам, очень часто его работа начиналась именно со ста граммов.

Огрубевшей рукой Костя поднял рюмку, мысленно послав хозяйке "благодарствую", и выпил.

– Закусывай, – Валентина пододвинула тарелку с колбасой и свежими огурцами. Она долго проработала следователем и знала, как и с чего начать разговор. Вот этого парня можно сразу спросить, причем в лоб: "Костя, кто тебя напоил в день убийства Светы Михайловой?"

Он так и знал, что раковина у судьи в полном порядке. Но пошел. Ему самому не давала покоя мысль – почему он отрубился в тот день. Судя по всему, выпил лишь бутылку с небольшим. А если учесть, что кто-то все же составил ему компанию, то максимум – бутылку. Но Костя иной раз принимал на грудь по литру – и ничего. Почему он решил, что кто-то составил ему компанию? Потому, что он никогда не пьет один, в крайнем случае, плеснет в стакан какому-нибудь ханыге: и доброе дело сделает, и не отступит от своих правил.

Она спросила. Он в ответ пожал плечами.

– Не знаю. Заспал. По-моему, какой-то парень подходил ко мне, искал знакомого.

– И он же угостил тебя, так?

– Не помню, Валентина Петровна, заспал, ей-богу. Вообще я редко в отруб напиваюсь. Да еще жарко было. А у меня в помещении влажно, как в тропиках.

– А странного ты ничего не припомнишь в этот день? Когда проснулся, например.

– Странного?.. – Костя пригладил растрепавшуюся шевелюру. – Да вроде нет. Только замок долго искал – а он лежал на столе.

– Почему же ты его долго искал?

– Потому что место ему я определил давно: замыкаю его на решетке двери, а ключ кладу в карман – это уже правило. Когда выхожу из слесарки – вот он, перед глазами. – Костя помолчал, пряча глаза. – Знаете, Валентина Петровна, я ведь тоже не верю, что Свету убил Илья. Я же видел, как он к детям относился.