– Превосходно.

– Есть идеи получше? – (Эд покачал головой.) – Тогда не высовывайся.

– Я не могу сидеть без дела, Пол. Мне нужно вернуться к работе. Я не знаю, чем заняться, кроме работы. Я схожу с ума в этом Захолустингсе.

– Как я уже сказал, обвинение не станет затягивать дело. Но на твоем месте я бы затаился. Если Совет по ценным бумагам и фьючерсам допустит утечку, тогда уже точно запахнет жареным. Я составил заявление. Мол, ты ни в чем не виноват и мы совершенно уверены, что твое имя будет обелено, как только дело поступит в суд. Но едва правда выплывет на свет, как журналисты окружат тебя, щелкая зубами. Самое лучшее – лечь на дно в твоем Захолустингсе еще на неделю или около того.

Пол нацарапал записку в отрывном блокноте. Эд разглядывал перевернутые буквы:

– По-твоему, это попадет в газеты?

– Не знаю. Возможно. В любом случае тебе стоит предупредить родных, что на них могут накинуться журналисты.

Эд положил руки на колени:

– Не могу.

– Чего ты не можешь?

– Рассказать отцу правду. Он болен. Это его… – Он покачал головой.

Когда он наконец поднял глаза, Пол пристально разглядывал его:

– Что ж, решать тебе. Но, как я уже сказал, я бы на твоем месте скрылся, пока шумиха не уляжется. «Мэйфлай» явно не хочет, чтобы ты сейчас болтался рядом с офисами. Слишком много денег поставлено на выпуск нового продукта. Так что тебе надо держаться подальше от всех, кто связан с компанией. Никаких звонков. Никаких электронных писем. И если журналисты тебя все же разыщут, бога ради, ничего не говори. Никому. – Он постучал ручкой в знак окончания разговора.

– Итак, мне надо спрятаться в жуткой дыре, держаться тише воды ниже травы и плевать в потолок, пока меня не посадят в тюрьму.

Адвокат встал и закрыл папку на столе:

– Этим делом займутся наши лучшие люди. Мы сделаем все возможное, чтобы до тюрьмы не дошло.

Эд поднялся и направился к выходу, медленно переваривая тот факт, что адвокат не стал его утешать. Пол открыл ему дверь:

– И знаешь что, Эд? В следующий раз просто скажи подружке, что вам лучше остаться друзьями. Намного меньше хлопот.

Эд, моргая, стоял на ступеньках офиса Пола. Вокруг него текли оживленные будни: прибывшие курьеры стягивали шлемы с вспотевших голов, голоногие секретарши с хохотом шли в парк, чтобы перекусить сэндвичами. И внезапно он ощутил укол тоски по прежней жизни – с офисной кофеваркой «Неспрессо», секретаршей, которую можно послать за суши, и квартирой с панорамным видом на город. В той жизни он в худшем случае проводил дни, лежа на диване в офисе и слушая, как Костюмы нудят о прибылях и убытках. Он никогда всерьез не сравнивал свою жизнь с чужой, но неожиданно мучительно позавидовал людям вокруг с их повседневными заботами и возможностью вернуться на метро домой, к своим семьям. Им доступны простые удовольствия: пообедать с друзьями, в обнимку развалиться перед телевизором. А он что? Неделями торчит в пустом доме и ждет неминуемого обвинения. Даже поговорить не с кем.

Он вспомнил, как на прошлой неделе проснулся на диване в «Бичфранте». Во рту пересохло, словно ватой набили, очки аккуратно лежали на журнальном столике. В третий раз за три недели он так напился, что не помнил, как добрался домой, и впервые очнулся с пустыми карманами.

Вообще-то, он не был пьяницей. Лара вечно твердила, что от алкоголя растет живот, и жаловалась, что Эд храпит, если он выпивал больше двух порций. Ему нестерпимо хотелось выпить прямо сейчас.

Дело в том, что он скучал по работе больше, чем когда-либо скучал по жене. Он скучал по работе, как по постоянной любовнице, ему не хватало рутины. Уже почти пять лет его день подчинялся самому размеренному расписанию в мире: