«У нас нет такой студентки», – сказали в институте.

«Здесь такая не жила», – произнесла предполагаемая соседка. Кай ждал, не желая верить. Но ничего: ни весточки, ни объяснения.

* * *

Лил дождь, вторя настроению дракона. Тяжёлые тучи затянули небо над серыми стремящимися ввысь домами. Кай брёл по освещённой улице к дому и не мог сосредоточиться ни на чём. В учёбе появились проблемы, а в голове – вопросы, не имеющие ответа. Поиски Леа ни к чему не привели. Он не мог поделиться этим ни с кем, даже с другом. Прошла декада с тех пор, как Кай не принимал интру. Яркая и полная красок одержимость Леа сменилась депрессией и апатией. Кай будто знал тайну, которую не хотел знать.

Пасмурный вечер, похоже, никого не пугал, на улице было много прохожих. Двое спросили у Кая: “Всё ли хорошо?”

Выражение его лица привлекало внимание.

Кай подумал, что наконец-то понял истинную пользу интры. Она избавляет от боли: душевной муки, которой он раньше не знал. Сначала чувства окрыляли, а теперь приносили лишь боль.

* * *

В квартире было тихо, прихожая встретила темнотой, но на кухне горел яркий свет. Кай заметил у входа небрежно брошенные ботинки Гера. Это было нетипично. Гер всегда создавал много шума, а тут тишина. Кай разулся, прошёл в комнату. Гер сидел за кухонным столом, выражение его лица сразу напугало Кая. На столе стояла банка, та самая, в которой Кай прятал неиспользованную интру. Повисло напряжённое молчание. Кай словно в замедленной съёмке посмотрел на Гера, потом в окно, где последние лучи света сменялись тёмно-лиловыми густыми сумерками. Он не хотел объясниться, не знал, что сказать, как описать происходящее с ним.

– Что это? – произнёс Гер с интонацией, которую Кай не ожидал услышать. Резкие ноты в голосе призваны были демонстрировать злость, но выдавали страх.

– Ммм… – выдавил Кай.

Он сразу подумал, что, если Гер кому-то сообщил, всему конец.

– Тебя выгонят с учёбы, – словно читал мысли друг.

– Пожаловался в комитет?

– Нет. – Гер порывисто встал, подошёл к окну, отодвинул створку, впуская влажный воздух. – Ты ведёшь себя странно. Теперь это. Сколько ты не принимаешь?

– Декаду примерно.

Кай хотел бы найти слова, успокоить друга, объяснить. Но вместо этого просто стоял. Он сделал шаг, попытался рассказать.

– Не говори. Что бы там ни было, просто прекрати, – оборвал его Гер, – в следующий раз я доложу.

Гер поступил так, потому что он друг. Вероятно, другой не стал бы ждать. Если Кай вдруг заинтересует комитет, Геру тоже будет не сладко. Они не только соседи, но и друзья.

Гер подвинул банку к Каю, давая понять, что нужно сделать. Кай медлил. Он хотел избавится от боли, вернуться назад, не чувствовать и не знать того, что на него свалилось. Но возникла мимолётная мысль, будто вместе с болью он потеряет свободу. Кай вспомнил нежные руки, что обнимали, поцелуи, разговоры, улыбку Леа, её дыханье на своей щеке.

«Жестоко: привязать к себе и бросить, – думал Кай, – научить чувствовать и уйти».

Гер смотрел пристально, ждал.

Кай взял банку, сорвал крышку, достал прозрачную голубоватую пилюлю и, словно в первый раз, проглотил. Гер подошёл и тоже взял из банки интру. Оба долго молчали.

– Остальное нужно уничтожить, – нарушил молчание Гер.

Кай виновато кивнул.

* * *

Через пару дней всё пошло по-прежнему, только чувство одиночества время от времени мучило Кая. Он заглушал его интрой. Кай часто вспоминал Леа, но теперь его чувства словно покрылись плёнкой, не пропускающей свет. Иногда он думал о ней со злостью и обидой, иногда с теплотой и неясной тоской. Дни сменяли друг друга, превращаясь в декады. Кай ходил на учёбу, на праздники и вечеринки. Он делал всё автоматически, будто робот. Но иногда искал в прохожих Леа, и тогда тоска пыталась пробраться в его сердце.