Я отвечаю не сразу – у меня перехватило горло.

– Я бы хотела, – отвечаю я самым жизнерадостным тоном, – но может оказаться так, что я уже перегружена. – Я чувствую, что улыбка у меня слишком натянутая.

– Ничего. У тебя действительно много работы.

Химия – единственный предмет, который мне никогда не давался; в середине семестра средней оценкой у меня было «D». И с каждой запоротой контрольной я чувствовала, как «Лига плюща» уплывает все дальше. Даже мистер О’Фаррелл стал аккуратно намекать, что на ней свет клином не сошелся. Так что я подтянула оценки и к концу года заработала «А». Но я более чем уверена: никто на моем месте не захотел бы рассказывать другим, как он этого добился.

Вторник, 27 сентября, 12.45

Когда мы после ланча входим в раздевалку, Кили смотрит на меня своими большими темными глазами.

– Мы сегодня увидимся?

Мама у нее шведка, отец филиппинец, и такое сочетание делает ее самой красивой девушкой школы, причем с большим отрывом. Я на этой неделе мало с ней виделся из-за бейсбола и всяких семейных дел и замечаю, что это начинает ее нервировать. Кили не из тех, кто липнет, но случайные встречи время от времени – не то, что ей нужно.

– Не уверен, – отвечаю я. – Здорово отстал по домашним заданиям.

Уголки ее идеальных губ опускаются вниз, и я вижу, что сейчас она возмутится, но тут из громкоговорителя раздается голос:

– Внимание! Купера Клея, Нейта Маколи, Аделаиду Прентис и Бронвин Рохас просят немедленно явиться в дирекцию. Повторяю: Купер Клей, Нейт Маколи, Аделаида Прентис и Бронвин Рохас. Вас просят немедленно явиться в дирекцию.

Кили оглядывается, будто в поисках объяснения.

– К чему это? Как-то связано с Саймоном?

Я пожимаю плечами:

– Наверное.

Пару дней назад я уже отвечал на вопросы директора Гупты о том, что произошло в штрафном классе, но, может быть, она организует второй раунд. Мой отец говорит, что у родителей Саймона большие связи в городе, и школа опасается судебного преследования, если обнаружится какая-то небрежность с ее стороны.

– Я пойду. Поговорим позже, о’кей? – Я быстро целую Кили в щеку, закидываю рюкзак на плечо и иду по коридору.

В приемной директора секретарь показывает мне на небольшую комнату для совещаний, где уже полно народу: директор Гупта, Эдди, Бронвин, Нейт и полицейский. Занимая последний стул, я чувствую, что у меня в горле слегка пересохло.

– А вот и Купер. Можно начинать. – Директор Гупта складывает руки перед собой. – Хочу представить вам сержанта Хэнка Будапешта из полиции Бэйвью. Он задаст вам несколько вопросов о том, чему вы были свидетелями в понедельник.

Сержант Будапешт по очереди пожимает нам руки. Он молод, но уже лысеет, волосы у него песочного цвета, лицо в веснушках. Не выглядит подавляющим и авторитарным.

– Рад познакомиться, – вступает он. – Много времени это занять не должно, но после разговора с семьей Келлехер мы хотим изучить обстоятельства смерти Саймона поподробнее. Результаты вскрытия пришли сегодня утром, и…

– Уже? – перебивает Бронвин, заработав от директора Гупты взгляд, который не замечает. – Разве это делается так быстро?

– Предварительные результаты могут быть получены через пару дней, – отвечает Будапешт. – На этот раз они совершенно определенные и показывают, что Саймон умер от большой дозы арахисового масла, поглощенной незадолго перед смертью. Что его родители находят странным, учитывая, как он внимательно относился к тому, что ест и пьет. Вы все сказали директору Гупте, что Саймон непосредственно перед тем, как упал, выпил чашку воды, так?