– Лина, – доносится из небольшой щёлки.

Отчим не заходит сразу и не открывает полностью дверь, дожидаясь моего ответа.

– Да-да, – тараторю, чувствуя, как вспотела от бросившего в жар волнения, – входите.

Прячу телефон за спину, тут же садясь, а затем меня ослепляет лучезарная улыбка вошедшего в комнату отчима.

Вообще Кайманов старший совсем не радушный человек, от одной только его мощной ауры хочется вжаться в стену и делать вид, что тебя нет в комнате, но несколько лет, прожитых под одной крышей, научили меня реагировать на него нормально и не боятся его всегда холодного взгляда.

Сине-льдистые глаза Егор перенял точно от своего отца, как и эту удивительно острую красоту и чёрные густые волосы. Про ужасно тяжёлый и властный нрав и вовсе молчу, глупо удивляться, от кого Егору передалось каменное сердце. И при всём этом улыбается отчим искренне, в чем-чем, а в этом мне точно повезло. Я от родной матери столько заботы за всю жизнь не видела, сколько от него. Однажды мама мне даже кинула упрёк, что Эдуард на самом деле просто хотел дочь, а не жену. Но правда лишь была в том, что Кайманов не хотел такую жену, как она, сбросившую маску порядочной и милой женщины, стоило только получить свой собственный банковский счёт.

Эдуард не проходит в комнату, так и оставаясь в пределах порога, запуская обе руки в карманы синих брюк. Сегодня он выглядит «по-домашнему», никаких рубашек и пиджаков, что говорит о том, что вечер и, возможно, ночь он планирует провести дома.

– Не слышал, как ты пришла, – начинает отчим, – пока Егор мне не сообщил, что доставил тебя, как я и просил.

На последних словах Эдуард чуть морщится, словно ему не особо нравится формулировка, видимо, машинально пересказанная со слов источника. Я же даже не удивляюсь, что Кай не смог обойтись без своих излюбленных фразочек.

– Вот зашёл поздороваться и сказать, что хочу видеть тебя сегодня за ужином.

Мне становится неловко сразу за две вещи. Сама я не додумалась найти его и поздороваться, и за то, что мы все становимся здесь чужими. Выдаю чуть извиняющуюся улыбку.

– Мне надо было кое-что срочно сделать, я хотела спуститься… – я замолкаю, понимая, что меня не слушают, прямо перед тем, как Эдуард неожиданно начинает двигаться.

Так стремительно и решительно, что даже чуть поддаюсь назад от такого внезапного вторжения в зону моего личного пространства. Я ещё не успеваю открыть рот, спросив, что случилось, а Кайманов уже приподнимает мою голову и разглядывает лицо.

– Лина, – звучит не то грозно, не то обеспокоенно. С эмоциями Эдуарда вообще сложно разобраться, потому что чаще всего у него их нет. – Что случилось?

Бровь, понимаю я. Значит, всё же обеспокоенно.

– Я неудачно вошла в поворот, – отвечаю на автомате и вновь сама себе удивляюсь.

Как быстро я научилась лгать.

– В поворот? – переспрашивает, всё ещё разглядывая рассечение, и я киваю, на что отчим озадаченно хмурится. – Вы с Егором заезжали в клинику?

Теперь я качаю головой.

– Нет, меня осмотрела медсестра в университете.

Кайманов наконец отпускает меня и отступает назад.

– В университете? – презрительно говорит он, явно недовольный стечением обстоятельств.

А зря, в клинике, с которой у него заключен договор, врачи и медсёстры хоть и чересчур вежливые, но никто из них не искренен так, как та женщина.

– Всё нормально, ничего ведь страшного, мне промыли рану и…

– Промыли, – опять звучит так, будто на самом деле я сказала, что туда грязи насыпали. – Ещё бы на ранку подули, почему бы и нет? Конечно, я же ежемесячно спонсирую их университет, чтобы они моей дочери просто промывали раны.