Улыбка стала еще шире.

– Не хочешь прочесть экзорцизм, майор Фил Кларенс? – осведомился мотоциклист и торжественно осенил себя крестом. Сперва католическим, потом православным. И расхохотался. Так, что майор почувствовал, как останавливается сердце. В глазах помутилось, он опустил автомат и пошатнулся. В гудящей кровавым приливом в висках серой кружащейся пелене слова мотоциклиста раздавались как гром, хотя Кларенс понимал краешком мозга, что тот не кричит, а просто говорит, даже не очень громко. – Я не уйду, глупец. И меня не изгнать – ничем не изгнать, никому не изгнать. Но вас я не трону, и сейчас я отсюда уеду. Вы мне не более интересны, чем блохи в горящем доме, – что мне, гоняться за вами и давить поодиночке? А вот полюбоваться на пожар я очень даже не прочь… – И вдруг резко выкрикнул, и от этого крика словно бы дрожь пошла по воздуху и почве, вибрирующе передаваясь в тело майора: – Здравствуй, Земля!!!

Майор почувствовал, что ноги его больше не держат. И повалился ничком, гаснущим сознанием отметив: мотоцикл взревел как-то насмешливо, и этот ревущий рокот растаял вдали…

«Она слишком много плачет за эти сутки», – подумал Кларенс, пытаясь сесть. Что-то не давало, и он не сразу понял, что, пока плачущая Джессика поливает его лицо водой из фляжки, Том удерживает его за плечи, бормоча:

– Пап, пап, полежи еще немного, полежи…

– Вы меня сюда принесли? – Майор понял, что лежит на куртке. Твердо отстранил руки Томми, улыбнулся дочери и все-таки сел. Прислушался к себе – нет, все нормально. – Я потерял сознание… нервы, наверное. Да, нервы.

– Кто это был? На мотоцикле? – Том заглянул в глаза отцу – требовательно, пристально.

– Я не знаю, – покачал головой Кларенс. – Уехал, и хорошо. Ты прав – неприятный человек какой-то. Наверное, бандит.

Томми несколько секунд еще вглядывался в лицо отца и, видимо, предпочел поверить. Даже облегченно перевел дух и подмигнул Джессике:

– Ну вот, зря мы вчера перетрусили.

Не зря, подумал майор, вставая. Еле сдержал дрожь, вспомнив мотоциклиста. Думать о нем не хотелось. Но думалось – и Кларенс со спокойным ужасом, который теперь уже не отпускал его, не давал себе произнести то, что знал.

Он знал, кто это был. Как бы это дико и иррационально ни звучало! Но если это… то…

Джессика на заднем сиденье опять задремала. Это не очень нравилось Кларенсу, но, с другой стороны, пусть дремлет, меньше увидит и запомнит. Они вернутся в безопасное место, и все забудется, словно дурной сон. Майор отгонял от себя мысль о том, что, возможно, такого места больше нет. Нигде нет.

Томми сидел рядом. Ждал, когда отец наконец решит двигаться дальше. Потом сказал, глядя перед собой, – солнце уже поднялось высоко, но смотреть на него можно было совершенно спокойно:

– Пап, эти, вчера… они ведь были военные.

– Дезертиры, наверное, сынок. – Кларенс тоже взглянул на алый диск. – Когда русские сделали три восьмерки, у них тут за сутки разбежалась почти вся армия. Я хорошо помню, как это было.

– Пап, – Томми встал коленями на сиденье, – пап, мне не нравятся вон те тучи. Вон те. Справа от солнца. Смотри!

Отец и сын замолчали, глядя вперед.

Бурый, комковатый, шевелящийся полог надвигался с северо-запада. Небо словно быстро и равномерно закрашивали грязной краской.

И эта краска… была живой.

– Если бы мы были в Канзасе, я бы решил, что приближается ураган, – как можно спокойней сказал майор.

– Это и есть… ураган? – Томми вздрогнул, не сводя глаз с небосклона.

Тучи коснулись края солнечного диска и неостановимо, плавно ползли дальше и дальше.