Однако оборонительная доктрина имела во Франции глубокие корни. Она навязывала армии определенные организационные схемы которые отторгали все то, что в них не вписывалось. Новые типы вооружений считались наступательными и, как следствие, не соответствовавшими системе организации вооруженных сил. На фоне общего сокращения военных расходов, популярности темы разоружения правительство не считало возможным тратиться на них. Вплоть до 1930 г армия практически не размещала заказов на новое вооружение, довольствуясь тем, что осталось на складах со времен войны. Львиная доля средств военного бюджета шла на довольствие личному составу и обслуживание уже использовавшихся образцов техники. Лишь 12% от его общего финансирования тратилось на разработку новых типов вооружений85.

Этьен так и не смог реализовать на практике свои идеи. Его инициативы не находили сочувствия у командования армии, и в 1927 г он был вынужден уйти в отставку. В 1920-е гг. Петен и Дебеней сделали оборонительное мышление основой французской военной доктрины. Однако необходимо отметить, что дело было не только в их личных представлениях о том, как будет выглядеть будущая война В 1920-е гг. пацифистские настроения охватили широкие слои французского общества86, а борьба против военной угрозы легла в основу внешнеполитических программ ключевых политических сил. Страна устала от войны. В первое десятилетие после 1918 г. в три приема срок обязательной воинской службы был сокращен с трех лет до одного года. В том, что подобная «пацификация» Франции неизбежна не сомневался даже «отец Победы» Ж. Клемансо, глава правительства в 1917–1920 гг. Генерал Ж. Мордак, ближайший военный советник премьер-министра, вспоминал, как при первом же обсуждении этого вопроса после завершения боевых действий Клемансо согласился с тем, что сокращение срока обязательной воинской службы бы до одного года – лишь вопрос времени87.

В воздухе витал дух разоружения. На начало 1930-х гг. был намечен созыв Всемирной конференции по разоружению в Женеве. В середине 1920-х гг. министр иностранных дел Франции А. Бриан инициировал политику сближения с Германией с целью мирного урегулирования противоречий, накопившихся после 1918 г., в том числе за счет частичного пересмотра некоторых положений Версальского договора. В этой атмосфере идеи наращивания вооружений, тем более наступательных, смотрелись как опасный пережиток. Она во многом сковывала инициативу военных, которые, в массе своей, продолжали рассматривать Германию как потенциального противника. Без учета этого фактора, по справедливому замечанию М. Александера, трудно понять их пристальное внимание к проекту строительства «линии Мажино»: «На фоне растущих надежд на разоружение французские военные не имели перспективы получить дополнительное финансирование для закупки новой бронетехники, артиллерийских систем, самолетов и боевых кораблей»88. Лишь работы по строительству укреплений на восточной границе финансировались бесперебойно. Для парламентариев и общественного мнения «линия Мажино» стала аналогом средства сдерживания, тем, что сделает нападение на Францию бессмысленным, а, следовательно, исключит в будущем большую войну.

Очевидно, что все это ставило французскую военную мысль в узкие рамки. Проекты Шедвиля, Вельпри и Думенка не имели шансов выйти на стадию обсуждения на политическом уровне, не говоря об их практической реализации. Однако проблема преодоления тупика позиционной войны оставалась нерешенной, что заставляло теоретиков продолжать поиски. В начале 1930-х гг. труды своих французских коллег начали внимательно изучать советские военные комментаторы В 1932 г. издаваемый наркоматом по военным и морским делам журнал «Военный зарубежник» представлял читателю картину серьезных изменений в части осмысления во Франции наступательной доктрины, отмечая «дальнейшую эволюцию [французской] военной мысли в сторону разработки приемов подвижной, маневренной войны и приспособление к требованиям той же войны организации и тактики пехоты»