Солнце, пробиваясь сквозь густую крону вековых дубов, выхватывало из сумрака леса яркие пятна света, играя на листве, будто золотыми монетками. Воздух был напоён ароматом хвои и влажной земли, а тишину нарушали лишь треск ветвей под ногами и крики толпы, истово спешащей на расправу.

Варвара видела их в окно, но бежать прочь и не помышляла. Что она сделала? У нее не укладывалось в голове, что те люди, кто тайком сам приходил к ней, теперь встали толпой против нее.

Да разве она худое что сделала?

Взгляд Варвары, блестящий от слёз и обиды, из мелькания злобных лиц и ощеренных ртов выхватил краснощёкую женщину, муж которой так часто приходил к ней в последнее время мужское бессилие заговаривать. Разве же не для этой пышнотелой крикуньи старалась Варвара… силы свои тратила. Скот, да при чём тут Бурёнка… Ведунья ни в жисть ничего плохого не делала, и вот на тебе… Ведьма… Да если б была она ведьмой, разве позволила бы так себя оговаривать? Махнула б рукой да и разметала людишек по всему лесу, костей не собрать.

А народ всё пёр вперёд, стуча древками над головами. Яростно пыхая в воздух миазмами ненависти, страха и зависти. Во главе собрания та самая крикливая клуша, что ревностью своей, казалось, праведной, и извечной завистью к красоте яркой, женской приговорила соперницу к лютой смерти.

Впереди, за оградой из плетеного прута, стоял низенький домик – крошечный, уютный, словно гнездышко, утопающий в зелени. У окна стояла она, хозяйка Варвара, и нервно теребила подол пышного белого платья. Уголки глаз её, как утренняя роса, блестели, но не от страха, а от невыносимой печали. Она слышала, как доброту её попирают лживые фразы, готовность помочь превращают в грех и во зло.

Крики становились громче, ближе. Толпа, будто стая хищных птиц, с остервенением рвалась к цели. В их глазах не было сочувствия, только жажда мести, неистовое желание уничтожить то, что пугало их невежество.

– Ведьма! – кричала старуха, тряся кулаком. – Ты отравила мою корову, ты украла у меня счастье!

– Лживая тварь! – выкрикнул молодой парень. – Она забирает у нас урожай! Она приносит лишь беды! В огонь её, не жалеючи! Спалим бесовское логово!

Женщина, покачав головой, поймала безумный взгляд парня. Не он ли молил её приворожить девушку, а она отказала. Вот и возмездие подоспело. А взгляд-то какой злобный, колючий. И улыбка кривая, торжествующая. Нет, этого не остановить мольбами. Нахмурилась ведунья, чуя колотящемся сердцем беду на пороге. Вот она, смертушка. А говорят, в саване да с косой. А вот поди ж ты, врут, оказывается.

В глубине глаз Варвары всколыхнулась бессильная горечь. Она не отрицала, не защищалась. Всё было напрасно. Эти люди не хотели слышать, не хотели понимать. Они предпочитали верить в чудовище, а не видеть ангела.

«О, Боже… – шепнула она, спрятав лицо в дрожащих ладонях. – Спаси их от тьмы в их же сердцах…»

Внезапно словно порыв ветра раздул огонь. Факелы, зажатые в потных руках крестьян, с треском вонзились в хрупкий прут ограды. Кометами золочёными полетели на крышу домика. Вдребезги расколотили единственное окно, раскидав слюдяные осколки бриллиантами в травушку. И вмиг дом превратился в пылающий ад. Дым черной тучей взметнулся в небо, заслонив солнце. Лес затих, словно в страхе перед бушующим пламенем.

Варвара столбом стояла ни жива, ни мертва. К мокрым щекам прижимала ладони. В голубых, словно лазурная синь чистого неба, глазах отражался безудержный танец голодного пламени.

– Как же так… Разве можно… Живое в огонь… – дрожали пересохшие губы. А вокруг искрами бросался вулкан. Подбирался всё ближе. Душил сизым дымом, опоясывал красным поясом.