Татьяна Михайловна была стройной брюнеткой с помятым лицом. Вероятно, она и Озеров были ровесниками. Но женщина выглядела старше своих лет. Жизнь оставила отпечаток на ее внешности: темные круги под глазами, много мелких морщин, глубокие заломы возле обильно накрашенного рта и вечно слипшиеся ресницы. Наверное, преподавательница бухучета злоупотребляла алкоголем на ночь, но Озеров не желал знать, верны ли его догадки. Он в некоторой степени брезговал – коллега казалась ему назойливой неряхой.

– Не успею, наверное, – сухо ответил он.

– Брось! – Она бесцеремонно хлопнула его по плечу. – Подождут тебя твои студенты.

– Тогда черный.

Обильно накрашенные губы растянулись в улыбке:

– С сахаром? С молоком?

– Без.

Людмила все еще копалась в бумагах. Матвей Павлович взглянул на часы. Надо бы поторопиться.

– Держи. – Коллега протянула чашечку кофе.

– Благодарю, Татьяна Михайловна.

– Брось, какая я тебе Михайловна? – Брюнетка нагло прижалась к нему бедром. – Просто Таня. Мы с тобой еще молодые, не пристало нам по-стариковски друг друга звать, да?

Озеров натянул улыбку и кашлянул. Сделал глоток кофе и неприятно поморщился – сладкий.

– Я же вроде просил горький.

Коллега отмахнулась:

– Я все равно немного положила. Разве кто-то пьет совсем без сахара?

Озеров тяжело вздохнул и заметил, как Людочка метнула в женщину недовольный взгляд.

– Как не хочется идти работать! Я никогда не привыкну к этим лоботрясам! – отхлебывая кофе, воскликнула Татьяна Михайловна. – Как можно быть такими тупыми? Они двух слов связать не могут. Как ты их терпишь, Матвей?

– Среди них попадаются нормальные ребята, – сдержанно ответил мужчина.

– Малолетние нахалы! – скривилась коллега.

Наконец Людочка нашла нужный бланк и протянула ему.

– Спасибо. – Озеров взял ведомость и поставил чашку на столик у стены. – Спасибо за кофе, но мне пора.

– Задержись на минуту, хоть поболтаем! – хихикнула Татьяна Михайловна.

Матвей Павлович скользнул задумчивым взглядом по ее стройным ногам, поднялся выше – к осиной талии и пышной груди, а затем наткнулся на грубое лошадиное лицо.

– Простите, сейчас не могу.

Развернулся и вышел. Торопливо зашагал по коридору, ловя себя на мысли, что ищет в толпе студентов Ольгу. Мотнул головой, словно пытаясь отогнать ее образ, и тут же вынужден был притормозить, потому что теперь уже и в реальности увидел ее.

Девушка топталась возле порога его аудитории. Осторожно заглядывала внутрь, будто раздумывала, не уйти ли совсем.

Озеров приблизился к ней сзади почти вплотную, наклонился и громко произнес:

– Алексеева.

Ольга едва не подпрыгнула от неожиданности. Обернулась и уставилась на него. Застенчиво, смущенно, испуганно. Она глядела из-под ресниц и с трудом сдерживалась, чтобы не задрожать. Неужели он был таким грозным и страшным?

– Вы собираетесь входить, Алексеева? Или раздумываете, не прогулять ли мою лекцию? – строго спросил он.

Ее взгляд моментально потух.

– Простите, – голос девушки звучал мягко.

И это тихое «простите» неожиданно вернуло Озерова во вчерашний вечер, когда Ольга ужасно перепугалась и сбежала от него в подъезд.

Девушка прикусила губу, опустила глаза, развернулась и робко переступила порог аудитории. Видеть, как она уходит, было невыносимо. Матвей Павлович последовал за ней.

Девушка заняла свое место.

Лекции Озерова всегда были интересными, она черпала из них новые полезные знания и всегда слушала с удовольствием. Но после этой позорной сцены у дверей, когда он прилюдно унизил ее своим высокомерным: «Вы собираетесь входить, Алексеева? Или раздумываете, не прогулять ли мою лекцию?» – девушка не желала ни видеть его, ни слышать.