В этом плане Павлик, конечно, выигрывал, но не в битве за мой суповой набор.

Начнём с примитивного. Я не хочу замуж.

— Вы будете десерт? — почему с этим мальчиком я разговариваю на вы?

— А что там?

— Тирамису, Павлова…

— Ох, нет, меня со сладкого пучит…

А это уже не примитивное. Павлика пучило, обсыпало, тошнило и вообще цвело букетом все пищевое многообразие аллергии. Он заикался, когда смотрел в глаза, не знал, что надо подать руку, отодвинуть стул, заплатить за счёт…

Нет, не спорю, кого-то и такой вариант устроил бы, но я не только не хочу замуж, я ещё и детей не хочу. Тем более таких великовозрастных.

— Тогда предлагаю поехать по домам…

Павел смутился.

— А, может быть, ещё погуляем? Меня мама только в девять заберёт…

Рука-лицо!!!

Я стала сиротой в тринадцать. На тот момент моему младшему брату, Макару, было три. Мы гостили у тети Глаши и дяди Аркаши, и звонок из милиции стал для всех нас громом среди ясного неба. Машина влетела под фуру, отец скончался на месте, мама — через три недели в реанимации.

Тогда Аглая и мой крёстный сразу оформили на себя опекунство и мы с Макарониной стали жить с ними. Они действительно заменили нам родителей. И тетушка… Да, это почти как мама, только я была уже взрослой, чтобы просто принять родственников, как новых маму и папу. Я их люблю, я благодарна. Я понимала каково в детском доме, отчаянно боялась, что если не буду соответствовать образу самой лучшей: отличница, послушница, помощница, то стану обременительна и отправлюсь в детдом. Поэтому я такая, какая есть: не спорю, не конфликтую, но чувство, что живи я с родителями, я была бы более свободной в своих желаниях — не покидает. Я привыкла, что есть поддержка, но вот искреннего, тонкого, что бывает только между ребёнком и матерью, так и не познала. Наверно, поэтому меня так бесил Павлик. Я ему просто завидовала.

Но, вместе с тем, дабы прекратить этот театр абсурда, я предложила парню подкинуть его до дома. Он смущался и трепетал, как благородная девица своими ресницами.

Во дворе с пятиэтажками и большой детской площадкой, что по краям укрыта яблонями, я припарковалась почти у нужного подъезда. Заглушила двигатель и выжидательно уставилась на кавалера. Тот не подавал признаков капитуляции. Он вытащил ингалятор (господи, снова рука-лицо) и вдохнул лекарство.

— Цветение яблонь, — пояснил Павлуша.

Да. В этом году яблони действительно цвели шикарно. Усыпанные белыми махровыми цветами деревья были украдены из старой сказки про волшебную зиму. Только там настолько нереальные пасторали.

Я приоткрыта окно и вдохнула вечерний аромат города. Обожаю тёплую весну и пробуждение природы. Почему-то только весной так отчаянно хочется жить. Не просто предаваться лени и унынию, а именно ощущать всеми органами чувств это рождение чего-то нового.

— Христина, вы…

Пришлось обернуться на голос, но это я зря. Трепетный Павлик вцепился в меня своими лапами, как в спасательный круг, и притянул к себе. Я настолько растерялась, не ожидала от малахольного такой прыти, и просто не успела остановить его непонятный, братский поцелуй в губы. Кавалер выдохнул и, не отпуская моих ладоней, победоносно предложил:

— Давай поженимся!

— А-а-а-а… э-э-э-э… ы-ы-ы-ы…

Красноречие, видимо, не мой конёк. Что ж, поплачу над этим запоротым талантом в другой раз, а теперь экстренно соображу, как, не раня тонкой душевной организации, отказать.

— Павел… — я осторожно вытащила свою руку у него из ладоней, ибо оные начали потеть. — Мы с вами не настолько близко знакомы, чтобы совершать столь необдуманные поступки…