«Красивый голос», — мелькнуло в голове.

‒ Согласен, ‒ лениво сказал Валентайн, не обращая внимания на мой ответ.

‒ А я не согласна, ‒ повторила я и посмотрела на жреца.

Неважно, пусть опять сажают на воду и хлеб.

Судьбу Ассамар решали долго, а она в это время сидела в темнице с крысами, и спала на лежанке из соломы. Гордая была, но умерла, в чем тут гордость? Умру назло врагу?

Жрец запел на непонятном языке, по крайней мере, Ассамар его не знала, в часовенке запахло озоном, стало прохладно, хотя здесь вроде лето. Платье, расшитое камнями и золотыми узорами, не грело, а наоборот притягивало холод.

‒ Вам что, неважно, что я против? ‒ посмотрела на жреца, а он продолжал петь.

В воздухе парили золотистые капельки, которые раскрывались бутонами, а в них мелкие человечки со стрекозиными крыльями.

Много, много человечков, летали вокруг нас, осыпая золотистой пыльцой. Я даже на мгновение забыла, что меня насильно выдают замуж, заворожённо смотрела на первые явственные проявления магии в этом мире.

Я всё же попала… Так обидно! Где мой принц на белом коне, где любовь до гроба? Чёрный дракон и участь инкубатора.

Из золотистой пыли вырисовывались узоры, а жених вдруг решил сбежать, шагнул, назад выпуская мою руку, но не тут-то было. Узоры не дали ему уйти, притянули хищными плетьми, спеленали, заставили стоять смирно. Сверкающим взглядом дракон мог бы меня убить, но лишь взглянул на то, как магия сцепила наши руки. У меня даже возмущение в горле застряло, я поняла: происходит что-то непонятное. И дракону не понравилось, но сделать он ничего не мог. А кто я такая, чтобы сопротивляться? Жрец как пел, так и продолжил петь.

— Вариус, что ты делаешь? — рыкнул всё же женишок, но жрец словно не слышал.

Золотистые человечки и золотистая пыльца никуда не исчезали, приходилось дышать густым сладким воздухом, который, как кисель, заходил в лёгкие, но вызывал облегчение.

«Истинные узы» — вдруг пришло понимание. Так раньше женились, раз и навсегда, связывая две сущности, пока смерть не разлучит их, но смерть для двоих. Умрёт один – умрёт второй. То-то дракон всполошился, значит, что-то знает, неприятно, когда уже приговорённую к смерти привязывают к тебе вечными узами.

Золотистая пыльца дурманила, разум, это стало понятно, потому что мне вдруг показалось, что дракон – не такой уж плохой выбор в качестве мужа… Красиииивый.

«Так, Тома, собралась и взяла себя в руки, тут творится что-то непонятное».

Хотя с того момента, как я тут очнулась, всё непонятное.

Рука дракона дрогнула, когда магия золотистыми узорами стала вырисовывать по пальцам и ладоням ажурную вязь. Щекотно, но не больно.

Жрец трясся, но пел, на его руках вздулись тёмные буграми вены, лицо побледнело, точно кондратий вот-вот хватит. Дракон, наоборот, поплыл, смотрел на меня голодным взглядом, его верхняя губа чуть приподнялась, обнажив острые клыки, на висках блеснула в свете множества свечей чёрная чешуя, которая то появлялась, то исчезала, притягивая взор. Драконы ненавидели фей, лишь феи могли быть им настоящими противниками. Поэтому властители этого мира, как себя называли ящеры, их истребили, а потом и их потомство, которое любвеобильные феи сеяли по всему миру.

Боль в голове прошла и стало легко, словно я воздушный шарик и сейчас взлечу. Спину щекотало, сдавливало в напряжении, пока во всю ширь не освободились шикарные чёрного стекла крылья, по два с каждой стороны. В затуманенном мозгу возникло ликование: я могу летать! Встряхнулась, крылья затрепетали, разбрызгивая разноцветную пыльцу и добавляя магии в ревущее от напряжения пространство. Ноги оторвались от пола, я зависла в воздухе, посмотрела на дракона, видит ли он такое чудо. Дракон видел и смотрел странно, словно съесть хотел.