Озвучив все, что удалось узнать о машине, и о недавно почившем отце Олега Степнова, я уже собралась распрощаться, но не тут-то было. Папазян, кажется, решил, что кое-кому пора бы и о долге вспомнить.

– Пробью, Тань, все, что смогу, – предупредил он. – Как будет что-то известно, скину на электронную почту. Или позвонить? Как тебе удобно?

– Мне будет удобно на почту.

– Сделаю. Тань. А, Тань. Поехали в отпуск, а?

– Папазян, ну, блин, – огорчилась я. – Ну вот о чем ты говоришь?

– Канары, Тань, – серьезно ответил Гарик. – А то, знаешь, я тут подумал, что это вполне могло бы получиться. Я же не всегда болеть буду. «Благодарность моя не будет знать границ», Тань. Чьи слова, помнишь?

– Кирьянова.

– Ляпни мне такое Кирьянов, я бы решил, что это страшный сон.

– Это низко, Гарик, – мне правда было неудобно, неловко, неуютно перед Папазяном, но ведь как подгадал момент, а? Не до того мне сейчас. – Это вот зачем ты сейчас вспомнил?

– Я на тебя не давлю. Но. Я помню, что твои прежние обещания звучали слишком размыто. Танюш, я не меркантильная сволочь, я просто приглашаю тебя махнуть на Канары и отдохнуть там. Со мной.

Положив руку на сердце, надо было признаться, что лучшего мужика себе я пожелать бы не могла. Гарик всегда помогал мне, ничего не требуя взамен, и после подобных конферансов моя душа рвалась на части, но… Надежный друг, опора, защита и поддержка в горе и в бедности – и все это собрано в одном человеке. Но. Ты так прав, Гарик, есть эти самые «но». Честолюбивый, временами очень правильный, какой-то сложноподчиненный, если можно так выразиться. Как я ни старалась, но представить нас идущими по берегу моря, держащимися за руки не получалось. А вот картинку, на которой будет тот же берег моря и мы такие с Папазяном в развевающихся одеждах на фоне заката, но с руками, которые каждый держит при себе, – вполне.

– А давай, – согласилась я. – Закончу – махнем. Я не против.

– В смысле «закончу»? В смысле «давай»? Ты в области, что ли? В Каминах этих, что ли? И, конечно, одна? – как бы сильно Гарик ни болел, а его полицейская чуйка имела хороший иммунитет.

– В Очажках, – поправила я его. – Мне очень нужна твоя помощь. В местные архивы вряд ли пустят – завтра воскресенье. Да и не факт, что я попаду туда в понедельник. И, Гарик, я буду благодарна. Безгранично. Так что произведу пока отработку жилого сектора, а ты мне поможешь…

Чуть не вырвалось «деньгами». Сказани я это вслух, Гарик бы шутку оценил, но зарубка на памяти осталась бы.

– Я тебе помогу, – неожиданно спокойно ответил Папазян. – Постараюсь не медлить. Все, что раскопаю, вышлю на почту.

– Спасибо.

В самом деле, у меня, кроме обычного «спасибо», для него просто ничего не было. Но, насколько я была в курсе, Гарик прекрасно знал, что я ему за многое очень благодарна.

Мы с Зоей Константиновной устроились на маленькой кухне. Она ходила туда-сюда, заваривала чай, доставала чашки, сахар. Поставила на стол и пепельницу.

– Курите здесь, – разрешила она. – Все равно в доме мы одни. А запах сигаретного дыма после не ощущается. Не знаю, почему. Может, его перебивает аромат можжевелового дерева. Вы не чувствуете его?

– Не чувствую, – призналась я. – Но не исключаю, что я просто не знакома с запахом можжевельника.

– Терпкий, даже горький, но очень приятный. Его много произрастает на юге. Мне рассказали, что если потереть дерево пальцами, как бы согреть, то запах усиливается. Я, Таня, никогда не бывала на море, и теперь уже вряд ли, – Зоя Константиновна достала из шкафчика пакет с пирожками. – Давайте их сегодня съедим? Пеку много, остаются лишние.