Маги живут дольше и благодаря целителям лишаются страха забеременеть или получить какую-нибудь нехорошую болячку. Любое венерическое заболевание в Женеве лечилось с легкостью избавления от насморка. А уж власть, которую получает над своим телом модификат, вообще сносит крышу. Постепенно мировоззрение меняется, и старые запреты просто исчезают. Но вот когда в этот особый мирок, который живущим внутри него разумным кажется вполне нормальным, попадает турист, особенно из пуританского общества, то он испытывает невообразимое отвращение ко всем этим извращенцам. А затем одурело сам ныряет в омут вседозволенности, чтобы потом до конца жизни вспоминать три дня в Женеве со смесью восторга, ностальгии и стыда.

Женевцам было что предложить своим гостям, начиная с удивительнейших блюд и зрелищ, заканчивая плотскими утехами. Дело в том, что, превращаясь в магов, новые жители этого города не становятся богачами. Даже регулярная сдача Живой Силы, которую тело мага вырабатывает из разлитой вокруг сырой энергии, обеспечивает всего лишь минимальные потребности, но ведь хочется большего. Значительно большего. При этом мало кто обладает достаточной силой воли, чтобы стать полноценным чародеем. Да и чародеям тоже нужно постараться, чтобы заработать на свой хлеб с маслом и черной икрой.

Квартал художников встретил меня привычной неспешный суетой, которую деловой атмосферой никак не назовешь, несмотря на то что большая часть проживающих здесь людей заняты важным делом. А все потому, что они ведут себя не так, как дерганый и унылый офисный планктон, а делают свое дело радостно и с необычайным вдохновением. Даже забредавшие сюда туристы вели себя соответственно, впитывая изящную атмосферу этого места. Да, возможно, к вечеру, скажем, вон тот невысокий и пухлый мужичок превратится в рычащее животное, тискающее в своих объятиях модификантку, доукомплектованную тентаклями, но сейчас он с благоговейным восторгом наблюдал за работой моей знакомой флористки.

Я катил на своем байке очень неспешно, не только чтобы не нарушить хрупкую атмосферу этого мирка, но и успевать жестами поприветствовать всех своих знакомцев, а здесь их у меня было много.

Дом, в котором проживали Заряна с Леной, я все же проехал, так как почувствовал, что Фа там нет. Фея нашлась в небольшом сквере. Там возле фонтана расположился опять же знакомый мне художник с колоритным именем Доброслав. Зачатков эмпатии у меня хватило, чтобы почувствовать растерянность здоровенного мужика с лопатообразной бородой, но при этом безобидного и восторженного, как ребенок. Одетый в заляпанную краской распашонку здоровяк явно пытался что-то нарисовать, глядя на фею, сидевшую на бортике фонтана и наблюдавшую за полетом бабочек. Результаты этих попыток явно не удовлетворяли художника.

Оставив байк на дороге, я подошел поближе и встал за спиной замершего в раздумьях Доброслава.

– Привет, Слава. Как дела?

– А? – растерянно переспросил здоровяк, который явно плохо соображал, вынырнув из пучин раздумья. – Привет, Назар. Да что-то вдохновение меня сегодня подводит. Казалось бы, вон какая муза рядом, но ничего не выходит.

– Бывает. Не унывай. Все наладится, – ободряюще похлопал я художника по плечу, глядя на намалеванное им на холсте нечто на грани кубизма и абстракционизма.

Художник он неплохой, но до настоящего творца Славе далековато. Энергии творения в его работах лишь немногим больше, чем в конструкции фонтана, у которого замерла Фа. Впрочем, это у меня профессиональная деформация – слишком избалован творениями настоящих гениев. А так работы Доброслава выглядят очень достойно и при этом неплохо продаются.