На двери, насаженная углом на шляпку гвоздя, белела бумажка.

– Время до возвращения – один час, – прочитал Павлик, наклонившись: очень уж мелко написано. – Что за бред?

Витька опять пожал плечами. Он и обычно был немногословным, а уж в непонятных ситуациях – тем более.

– Наверное, это дворник написал. Зимой еще, – сказал он просто, чтобы хоть что-то сказать. – Пошли вниз, Паш, Маську кормить надо срочно. Да и я…

Он хотел произнести «замерз», но вовремя остановился. Павлик – он такой, проколешься на какой жалобе и все, потом год весь двор будет снеговиком называть. Если не как похлеще.

– Да ты чего! – закричал Павлик. – Это же настоящая тайна, как в кино! Вдруг мы секретное место нашли какое?

– На чердаке? В центре города? – недоверчиво отозвался Витька. – Фигня какая-то… Это ты фантастики перечитал. Булычева там, Казанцева. С Гербертом Уэллсом. Еще скажи марсиане записку написали!

Павлик рассмеялся. Потом, придерживая котенка, подергал свободной рукой дверь, толкнул. Та не подалась, хотя замка видно не было.

– Да ерунда какая-то, конечно. Пойдем вниз!

Но Витька теперь стоял как зачарованный: от двери тянуло странными запахами: теплый воздух лета, в который были вплетены дым, почему-то кирпичная пыль (аж на зубах захрустела!) и неприятная вонь чего-то химического. Будто тухлятина какая, но не от мяса, а непонятно из чего. Все вместе будто обволакивало его, манило, не отпускало. Тащило к себе.

– Иди, Паш, я сейчас приду, – совсем чужим, взрослым голосом сказал он. И прозвучало это не как просьба и даже не как сообщение, а чистой воды приказом. Павлик поперхнулся готовым едким ответом, промолчал, только глянул зачем-то на часы на руке – отцовский подарок на окончание шестого еще класса. Десять сорок три.

– Витька… Написано: час. Не забудь.

Он и сам себе не смог бы ответить, зачем это сказал. Почему. Просто так было нужно.

Друг кивнул и открыл дверь совсем легким толчком, не напрягаясь. Павлик увидел в затянутом дымкой проеме не ожидаемую панораму соседних домов, а почему-то улицу, поперек которой лежал вырванный из земли столб со скрутками оборванных проводов на массивных непривычных изоляторах. Вместо асфальта дорога была замощена брусчаткой, как весь город до войны, а дома казались маленькими, низкими. и все забросано мусором, битой посудой, тряпками, вон у стены даже погнутый таз валяется. С дырой в днище.

– Что за… – сказал Павлик, но Витька уже шагнул в проем, не оборачиваясь. Дверь захлопнулась за ним сама собой.

Маська запищал. Павлик шагнул к двери, потрогал ее с опаской пальцами: да нет, самая обыкновенная, шершавое дерево, сбитое железными полосами. Потом отступил назад.

– Мистика какая-то… – сказал он вслух. – В тыща девятьсот восемьдесят пятом году мистики не бывает!

Ему внезапно стало страшно. Очень страшно, как не было даже в пионерлагере, когда пацаны из старшего отряда взяли «на слабо» и потащили ночью на деревенское кладбище неподалеку. Тогда такого ужаса – не было. Котенок истошно пищал и трясся, того и гляди сдохнет. И зачем тогда все эти подвиги?! Надо в милицию сообщить, что Витька полез непонятно куда, пусть ищут.

Павлик решительно выдохнул и заторопился к лестнице. Ему казалось, что на него кто-то смотрит, уперся взглядом в спину и подгоняет: иди-иди, нечего тут…

С Маськой в руках его встретили восторженно. Все же их с Витькой одноклассники, все друзья. И молоко нашлось дома у Маши, и даже пара ломтиков дефицитной копченой колбасы – это уже Наташка принесла. Серега с Антоном обещали помочь выловить Генку. Драться, конечно, один на один Павлик решил, не толпой же на одного. В суете прошел час. Потом второй.