Вера:
Я ему самолично устрою!
Идёт на выход. Белозерский за ней.
Госпитальная карета стоит у подъезда господского дома. На козлах сидят Госпитальный Извозчик (надут) и Георгий (словоохотлив).
Георгий:
И много у вас работы?
Госпитальный Извозчик:
Как откроемся – узнаешь!
Пауза. Извозчик никак не хочет идти на контакт с Георгием, что для него нехарактерно. Георгий не любит подобных невнятных ситуаций. Решает выяснить напрямую.
Георгий:
Так, Иван Петров! Когда и чем я тебе насолить успел? Я, знаешь, не люблю, когда товарищ на меня непонятный зуб имеет.
Госпитальный Извозчик:
Ишь ты, зуб! Моего зуба ещё заслужить надо!
Георгий:
Ну ты… бобёр!
Из господского подъезда выходит Концевич, с саквояжем; на лице – брезгливо-надменное выражение. Георгий, кивая на Концевича, обращается к Извозчику:
Георгий:
Этот, понятно, таким уродился. Но ты ж, я чую, другой!
Концевич садится в карету.
Георгий:
И? Чего?… Ни слова?!
Госпитальный Извозчик тоже очень хочет ляпнуть что-нибудь про Концевича, но сам себя окорачивает:
Госпитальный Извозчик:
А ни слова – значит сказать нечего. Едем!
Понукает лошадь. Трогают. По улице, к господскому дому, идёт Бельцева. Бледная. На неё обращает внимание Георгий. К Извозчику:
Георгий:
Девица – ровно полотно.
Госпитальный Извозчик молча правит, демонстративно не обращая внимания на Георгия.
Георгий:
Я ж не так просто… Я ж с доктором живу. С Верой Игнатьевной!
Извозчик бросает на Георгия ошарашенный взгляд, искоса. Веру Игнатьевну он уважает. Георгий не так интерпретирует взгляд.
Георгий:
Да не в том смысле «живу», дундук-бурундук! В смысле: я за неё в огонь и в воду.
Вера и Кравченко проводят совещание. Стук в дверь. Заходит Концевич. Кладёт бумаги с отчётами о вызовах перед Верой.
Концевич:
Ещё один нервный припадок. Итого за истекшую неделю опробованного модуса: двенадцать нервных припадков – все в возрасте прекращения функционирования яичников; пять вздутых животов, и один приступ подагры.
Вера:
Все обслуженные семейства купили страховой полис клиники, и не вижу ничего зазорного в том, чтобы за деньги выслушать жалобы, поставить клизмы…
Концевич:
…и дать невыполняемые рекомендации по воздержанию в возлияниях.
Вера:
Дмитрий Петрович, не забывайтесь! Из этих денег образуется, в том числе, ваше жалованье.
Кравченко:
Но сколько сил и ресурсов будут отнимать подобные пациенты, когда клиника начнёт работу.
Вера, строго глянув на него – именно Кравченко был основным противником тезиса Белозерского-Старшего о том, что медицина такой же товар, как и любой другой. Сама она может не разделять точку зрения донора, но коль скоро она пользуется его деньгами – обязана соответствовать. Отвечает Кравченко:
Вера:
Значит, мы обеспечим работой большее число молодых ординаторов. Чем улучшим и их качество жизни.
Оглядывает обоих: вопросы, господа?!
Концевич:
Дело даже не в том, что… Просто все эти «высокие особы» – ужасные пациенты! Они нетерпеливы, избалованы! И наличность хотя бы и лёгкого недомогания, происходящего от их истеричности, неправильного образа жизни, – ставят в вину врачу.
Вера:
(к Кравченко, слегка ехидно) Дмитрий Петрович ещё не знает, что самым громким успехом и самыми большими гонорарами пользуются именно те врачи, которые способны часами выслушивать ипохондриков и выписывать ненужные пилюли.
Кравченко:
…И о которых понимающие дело товарищи отзываются с презрением. И к помощи которых ни один из самих врачей обращаться не станет.