Врач клиники:
Всё-таки… Не замужем. Выкидыш. Мы в таких случаях обязаны сообщать…
Вера:
(перебивает) Вы подвергаете сомнению МОИ слова?
Врач клиники:
Скорее… (запинается)
Вера:
Скорее: слова этой несчастной девушки, которую вы укоряете тем, что она не замужем?! Или… Если я вас верно поняла – и ещё чем похуже?! Преступными намерениями?!
Врач Клиники под тоном Веры невольно поднимается, чуть не вытягивается во фрунт, смущён. В Царскосельской больнице все хорошо знают, кто такая княгиня Данзайр и отлично осведомлены о её дружбе с императрицей.
Врач клиники:
Что вы, Вера Игнатьевна! Я сам всю эту полицейскую возню не люблю! Да и они эти случаи не горят желанием разбирать…
Вера:
(холодно, насмешливо) Можно ведь и разобраться ненароком!
Врач Клиники понимающе кивает, печально усмехается, расслабляется, садится, пишет, проговаривая.
Врач клиники:
Эргометрин, холод, покой. Три дня.
Вера, глянув на Бельцеву, измождённую от трудов и нервов, не говоря уже об операции аборта и кровотечении:
Вера:
Пять. Пять дней полного покоя. И стол пропишите офицерский.
Врач хочет возразить, но Вера ангельски уставилась на портрет государыни императрицы (которая и осуществляет патронат Царскосельского госпиталя). Врач кивает.
Вера:
(к Врачу Клиники) Оставьте нас наедине.
Врач клиники:
(вставая) Конечно, княгиня!
Выходит. Вера подходит к Бельцевой, садится на край кушетки, берёт её за руку. Бельцева бросается целовать Вере руку.
Вера:
Прекрати немедленно, дура! Я не тебя спасаю! Я себя спасаю! И молодого доктора! Как выпишут – приходи. Вот… (достаёт из кармана визитную карточку, отдаёт Бельцевой) Нам нужны сёстры милосердия.
Бельцева благодарно смотрит на Веру, начинает плакать, шепчет:
Бельцева:
Спасибо!.. Меня хозяйка со свету сживала. Идти некуда…
Вера встаёт, качает головой, смотрит в окно. Взгляд печальный, холодный, жёсткий.
Бельцева:
Я хотела его родить… Но – как? Куда? На что жить?
Вера:
Я знаю одну чудесную женщину – она смогла. Но какой ценой?! Продавая себя…
Бельцева:
Ей пришлось… торговать своим телом?
Вера, не оборачиваясь, горько усмехается. Моргает, скатываются слёзы.
Вера:
Хуже… Душой.
Оборачивается, видит перепуганный взгляд Бельцевой.
Вера:
Она хотела спасать женщин. Но… женщины не хотели спасаться. И она вынуждена была пойти на сделку с собственной совестью. По ряду причин. В том числе – из-за своего дитя. Так что, может, как у тебя – не худший исход. Ты – свободна.
Бельцева:
Почему же вы плачете?
Вера:
Потому что я… свободна.
Лариса Алексеевна пишет письмо, довольная, радостная. В гостиную входит Яков Семёнович Сапожников.
Сапожников:
Девицы осмотрены, дражайшая Лариса Алексеевна. Клёпа на удивление быстро идёт на поправку, но к господам её ещё нельзя.
Лариса Алексеевна:
Сама долго не захочет. Она теперь решила в порядочные женщины податься.
Сапожников:
(с ехидной готовностью) А и слава богу! Так и представляю Клёпу сельской учительницей. Или… сестрой милосердия.
Хихикает. Лариса Алексеевна поднимает на него суровый взгляд.
Сапожников:
Молчу, молчу! Да только вы лучше меня знаете, любезная, кто в это ремесло попал – другой жизни не захочет. Как бы тяжко ни было – это надо сбой иметь здесь (показывает на голову) и здесь (прикладывает руку к груди). (меняя тему)… Как сынок?
Лариса Алексеевна:
Прекрасно! Первый ученик на курсе. Уж русский забывать стал. Вот выучится – и к нему поеду.
Сапожников:
И чем займётесь?
Лариса Алексеевна:
Внуков буду растить.
Сапожников:
Хорошо бы! Да только деткам мы нужны пока им помогать способны. А внуков тех ещё иди знай, когда получите. И получите ли вообще. Стали бы вы этим