(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, СОНЯ.)

…и видит событие во всей красе фронтального вида. Отцу кажется, что сын жарит прекрасную незнакомку в операционной, на процедурном столике. Старший замирает, раскрыв варежку, стараясь не смотреть на происходящее, и на бесчувственную девочку, лежащую на операционном столе.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

… раздавлю! Расплющу! Полома – а-а-ю-у-у!

ВЕРА

Да! О-о-о! Ещё!

Александр замечает отца. Краем глаза-сознания присутствие уловила и Вера. Она пытается сделать приветственный жест рукой. Но руками держится за противоположный край процедурного столика. Так что попытка не удаётся/одновременно же она командует:

ВЕРА

Не смей останавливаться! Иначе – с начала!..

Не останавливая жёсткую процедуру вправления позвонка, Белозерский выговаривает через паузы, стараясь быть светским:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Папа! Позволь! Представить! Тебе! Княгиню! Данзайр!

Вера стонет. И её протяжное «аааа» совпадает с озвучиванием её фамилии – при характерном хрусте ставшего на место позвонка.

ВЕРА

Д-а-а! Ты великолепен! О-о-о! Боже мой, ноги отнялись. О, благодарю…

Вера обессилено сползает на пол, договаривает лёжа. Александр бережно помогает «упасть». Вера на спине, раскинувшись, блаженно-бессмысленно глядит в потолок, с наслаждением постанывая. Она растрёпана, расхристана, на ней – окровавленная мужская рубаха, портки чуть приспущены. Александр тяжело дышит. Вспотел. Обращается к отцу:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Это не то, чем могло показаться!

Отец и сын смотрят друг на друга. Александр шутливо отмахивается. Вера блаженно роняет голени на разные стороны.

ВЕРА

На войне оперировала сутками. Спину сорвала… Папироски не найдётся?

Белозерский-старший достаёт портсигар, раскрывает, нагибается; он хоть и слегка очумел, но галантный мужчина. Пристально смотрит на Веру. Протягивает портсигар.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Разрешите отрекомендоваться, ваша светлость…

Вера берёт сигарету из портсигара.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

…Николай Александрович Белозерский. Купец первой гильдии.

Вера салютует двумя пальцами с зажатыми между ними сигаретой, будто у форменной фуражки. Александр став на одно колено, подаёт ей огоньку. Она со вкусом затягивается. Старший распрямляется, спрашивает у сына…

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Ужин приказывать подавать?

ВЕРА

О, да! Жрать хочется зверино!

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Слыхали, папенька? Княгиня проголодаться изволили…

Девочка на столе шумно вздыхает. Вера приподнимается на локте.

ВЕРА

Смотри ты! Живая!

(ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, КОНЦЕВИЧ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ, ЗЕВАКИ.)

Госпитальная карета. Извозчик на козлах. На дверях дома – лакей Василий, перекрывает вход. Около – возмущённый Концевич и спокойный Кравченко, держит госпитальные носилки. Василий с небрежением осматривает Концевича.

ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ

Не велено!

КОНЦЕВИЧ

Белозерский же и вызвал! … Вот морда холопья!

Василия дверью толкает в спину – он налетает на Концевича. Зевак сперва двое-трое, затем – подтягиваются. Переговариваются. «Что случилось?», «Буржуя убили», «Роковая страсть! Купоросным маслом плеснули!», «А полиция где?!», «Где-где! Известно где! Дождёшься их оттудава!».

Выходят Александр (держит за головной конец) и Вера (держит за ножной конец) с носилками. Вера в окровавленной рубашке, в пиджаке, шляпа глубоко надвинута на глаза. На носилках – Соня, укрытая пледом. Кравченко через распахнутые задние двери забрасывает в карету госпитальные носилки, запрыгивает в салон.