Юра закатил глаза – мол, что за чушь? А потом пригляделся к Варе, и между аккуратными, подровненными бровями прорезалась складка. Понял, что не врет.

– А ты изменилась.

Побарабанив ногтями, тоже аккуратными и подровненными, по чашке с пуэром, Юра небрежным жестом смахнул ее со стола. Варя вздрогнула еще до того, как услышала звон, а затем тяжелым взглядом уставилась на осколки.

Проснувшись, бариста пробормотал:

– Четыреста рэ.

– Ну я поехал. – Ножки стула проскрипели по кафелю, создав отличный саундтрек к моменту. – Сама за все заплатишь, ты же у нас богатая девочка. Хотя ничего для этого не сделала.

Варя стиснула зубы. К Юриным подколкам по поводу отцовских денег она давно привыкла, а вот битье посуды было чем-то новым и непонятным.

Он застыл на пороге, держа стеклянную дверь распахнутой, обернулся и добавил:

– Пожалеешь, Варь. Точно говорю, пожалеешь. Такие предложения не делают дважды. Я ведь знаю тебя. Понимаю тебя. Даже знаком с твоей… – он сделал нарочную паузу, – тварью.

Слово, давно непроизносимое вслух, отозвалось внутри фантомной болью. Варя инстинктивно сжалась, и в сознании промелькнуло привычное: «Спи, спи, тварь, не просыпайся». Окинув ее взглядом, Юра ухмыльнулся и шагнул под свет фонаря. Рыжие волосы вспыхнули медью. Дверь кофейни беззвучно закрылась за его спиной.

– Что вам предложить: курицу или рыбу? – спросили по-английски.

Варя подняла взгляд. Стюардесса улыбалась ей, как лучшей подруге. Аппетита не было, но отказываться от еды показалось глупостью. Путь неблизкий: впереди тысячи километров и еще одна пересадка – пока доберешься до этого Бостона, сама станешь как вареная треска. Варя попросила рыбу, но так и не притронулась к ней, лишь поковыряла вилкой белесую массу. Затем она посчитала пульс и на всякий случай съела казенный кекс, прихваченную из дома шоколадку и выпила кофе с тремя ложками сахара.

– Да ты сладкоежка, деточка, – снова заговорила соседка. – Никогда бы не подумала! А вот я…

Пришлось срочно включить кино. На экране замелькали красивые лица, замаячила на фоне Эйфелева башня, но за сюжетом Варя почти не следила. В голову навязчиво лез Юра. Заметив, что женщина задремала, Варя поставила фильм на паузу и прикрыла глаза.

Самолет тряхнуло. Потом еще раз – да так, что сладкий кофе вязко колыхнулся в желудке. Сзади кто-то закричал тоненьким голоском:

– А-а-а, падаем!

Варя распахнула глаза и подумала, что не может погибнуть в авиакатастрофе – хотя бы по двум причинам. Во-первых, у сестры завтра день рождения, в рюкзаке лежит подарок, и он точно понравится Саре. А во-вторых, Варя давно знала, от чего умрет. Самолет, словно подтрунивая над ее доводами, нырнул носом. Ремень безопасности впился в бедра, и зубы больно цапнули за язык.

– Мама, мы падаем! Падаем! – надрывался все тот же голосок.

– Заткни свою личинку, дур-ра! – рявкнул другой.

– Сам заткнись! – прилетело в ответ.

– Мы все умрем! – Ребенок испытывал то ли ужас, то ли восторг.

– У-у, сучонок! Выкинуть бы тебя в иллюминатор.

По всему салону разом завыли младенцы, будто приняли угрозу мужчины на свой счет. Пассажир, сидевший через проход, резко позеленел от подбородка до лысины, выхватил бумажный пакет и забулькал в него. Турбулентность и не думала заканчиваться, Варя впервые столкнулась с такой сильной и продолжительной тряской.

– Милая, хочешь мятную конфетку?

Варя повернулась к соседке. Ее лицо выражало глубокое спокойствие. Почувствовав к женщине прилив симпатии, Варя поблагодарила и взяла леденец. Укушенному языку он пришелся как раз кстати: ментол приятно охладил рот.