Все пять пунктов обвинения, которые в Государственной думе были предъявлены президенту, большинство россиян считало обоснованными.

Таким образом, народ, в отличие от парламента, «проголосовал» за импичмент еще весной прошлого года.

Данные этого раздела представлены по результатам опроса, проведенного 6–10 января 2000 года.

Данные этого раздела представлены по результатам опроса, проведенного 6–10 января 2000 года по российской выборке в 1600 человек. Страна, как мы видели, простилась со своим первым президентом, мягко говоря, без печали. Но иллюзий относительно того, что будет без Ельцина, она, кажется, тоже не имеет.

Парламентские выборы в России 1999 года поставили перед социологами ряд новых вопросов, поиск ответов на которые потребует пересмотреть уже сложившиеся и казавшиеся до этого вполне удовлетворительными способы объяснения политических явлений. Прежде всего это касается природы политической мобилизации в ситуации выборов, а значит, и тех институциональных форм, которыми задается постсоветская система власти и организации общества в России. В данном случае мы имеем в виду кажущееся довольно тривиальным обстоятельство: успех на выборах трех партий или электоральных объединений, которые возникли всего за несколько месяцев до выборов, – ОВР, СПС и «Единства» (или «Медведь»). В сумме эти три блока получили около половины всех голосов избирателей (45 %), голосовавших по партийным спискам, оттеснив в сторону, по меньшей мере символически, «старые» партии и движения – КПРФ, «Яблоко» и ЛДПР (они в сумме набрали лишь 36 %), не говоря уже о множестве других политических образований, потерпевших поражение или не добившихся необходимого признания (в их числе НДР, КРО, АПР, «Женщины России», сталинисты и радикал-патриоты). А если считать от избирателей только тех партий, которые преодолели 5 %-ный барьер, то три блока, два из которых возникли лишь в середине лета 1999 года, а третий – вообще в конце октября 1999 года, получили свыше 55 % голосов!

Столь стремительный рост признания партий или блоков заставляет вспомнить шумный успех В. Жириновского в 1993 году, появившегося на политической сцене буквально за месяц до того. Тогда это казалось случайностью, аномалией, политическим эксцессом. Нынешний ход избирательной кампании заставляет вернуться к тому случаю и дать ему иную оценку, рассмотреть его уже как модель, как начало не опознанной тогда тенденции, как проявление определенной закономерности. Великодержавный или даже имперский национал-популизм, который принимал у В. Жириновского утрированные и эпатажные формы, сегодня сглажен у лидеров ОВР и тем более – у явных и неформальных лидеров «Единства». Он стал гораздо более «солидным» и «благопристойным», но не изменил своей сути. И тогда, и сегодня фоном для быстрого развертывания новых политических образований послужили экстраординарные ситуации (танковый расстрел и штурм здания Верховного Совета РСФСР), обозначившие всю серьезность угрозы гражданской войны в первом случае, чеченская война (антитеррористическая кампания) – в другом. Исходя только из этих двух моментов, можно говорить о неуникальном характере электоральной «мобилизации» популистских партий, т. е. о наличии определенных структурных предпосылок или о скрытых силовых линиях организованности общества. Этот феномен или свойство политической культуры мы и собираемся проанализировать в данной статье. Проблема заключается в том, чтобы посмотреть, как работают механизмы негативной мобилизации, кого они привлекают в данной ситуации и как это связано с характеристиками самого постсоветского человека, какой политико-антропологический тип оказывается несущей конструкцией в подобных процессах.