– Мнения разделились, – вздохнул Димка. – Почти пополам. Между мальчиками и девочками. Мальчики, кстати, решили, что герою не нужно было бы и дергаться. Если по сценарию он должен был утонуть, значит, все правильно. А девочки запутались в этих формулах. Там же исходные данные на глаз…

Вовка кивнул, Лизка хихикнула, а я подумал, что будь вода чуть теплее, все это выглядело бы даже комично.

Мы выехали на окружную и помчались по внешней стороне. Говорить ни о чем не хотелось. Сразу за Калужским Вовка повернул к торговому центру и уже в сумерках, заехав на стоянку, притормозил возле серого удлиненного Peugeot Traveller.

– Быстро! – скомандовал Вовка.

Лизка метнулась к багажнику. Я вылез из машины и открыл рот. За рулем микроавтобуса радостно улыбался Толик.

– Люблю движуху! – воскликнул он и похлопал ладонями по рулю. – Это красавец от ФСБ. Машина – зверь!

– Толик! – прорычала Лизка, выволакивая вместе с Вовкой баулы из багажника. – Рот – на замок. А то прокляну!

Толик послушно заткнулся. Похоже, за половину субботы что-то изменилось и в его восприятии окружающего пространства.

В просторном салоне Пежо обнаружился Леня Козлов. Он как обычно был небрит и в текстильном смысле слегка помят. Все это, что всегда казалось мне удивительным, сочеталось с исключительной чистоплотностью и образцовой аккуратностью. Вот и теперь Леня казался ходячей рекламой журнала о мужчинах за пятьдесят, ориентированного на женщин. Во всяком случае пахло от Козлова свежестью и едва уловимым парфюмом, а в каждом жесте обнаруживали себя комфортная небрежность и неназойливая самодостаточность.

– Привет, племянник, – похлопал он по плечу Вовку, принимая у него баулы, а затем и Димку. – И сын племянника. И раненый в спину Макин, убегал, наверное, с поля любовной битвы. И моя невестка – прекраснейшая из возможных и невозможных.

Лизку Ленька хлопать по плечу не стал. Мне всегда казалось, что между ними то ли заключен пакт о ненападении, то ли что-то вроде непререкаемого обета по поводу взаимного уважения. Понятное дело, в семейство потомственных московских неординарных персон вторглась иногородняя выскочка. И то, что Лизка была выскочкой заслуженной и в чем-то даже исключительной, только добавляло напряжения в семейную идиллию Кизельштейнов. Хотя в смысле владения ремеслом Леня и Лизка были даже где-то равны. Кстати, Вовка говорил как-то, что его папенька до сих пор не имеет понятия, какими такими способностями обладают его жена, шурин, сын, невестка и кума. Наверное, виной всему техническое образование. Для кого-то оно подобно шорам. Старший Ушков до пенсии проработал преподавателем в одном из филиалов Бауманского училища. Когда во время одного семейного торжества, куда я тоже оказался приглашен, он, узнал, что и я отучился на одном из факультетов пять лет, но ограничился бакалавриатом, а потом забросил все это дело, дело перешло к нравоучению.

– Образование – это лестница в небо, – объяснял он мне. – Если ты спрыгиваешь с середины лестницы, рано или поздно тебе придется начинать все сначала. Конечно, если у тебя нет крыльев.

– Нету у него крыльев, – успокаивала мужа Вовкина мама. – Ни у кого нет крыльев. И не все лестницы ведут в небо. Успокойся. Хотя все там будем. Без лестниц. Некоторым еще и спускаться придется.

Я был спокоен. Что касается Бауманки, в какой-то момент просто понял, что мне этого не надо, и не стал продолжать заниматься бесполезным делом. Другой вопрос, что к тридцати годам я все еще не определился и с полезным. Все-таки «Общее место» было чем-то вроде подработки. Способом держаться на плаву и не чувствовать себя дармоедом. А там будет видно. И так уже больше десяти лет. Ну и что? Это Вовка, как и его отец, из всего пытается извлекать не только пользу, но и смысл. Помнится, он как-то пристал ко мне, за каким чертом ты, Коля, занимаешься сабельным спортом. Сколько лет ты ему отдал?