–  Что там у вас?

Боб обернулся и окинул взглядом улицу влево и вправо.

–  Я здесь, наверху. А вы копаетесь в моем мусоре.

На высоком крыльце ближайшего к нему дома стояла девушка. Она зажгла наружный свет и, дрожа от холода, переступала босыми ногами. Сунула руку в карман куртки с капюшоном и вынула пачку сигарет. Достала одну, не спуская глаз с Боба.

–  Тут собака. – Боб поднял щенка повыше.

–  Что?

–  Собака. Щенок. Кажется, боксер.

Девушка кашлянула, вытолкнув из себя немного дыма.

–  Кому придет в голову бросить собаку в мусорный бак?

–  И я про то же. Видите? У него кровь.

Боб сделал шаг к крыльцу, и девушка попятилась:

–  Вы знаете кого-нибудь из моих знакомых?

Девица не промах – с чужаками всегда начеку.

–  Ну, – замялся Боб, – может, с Фрэнси Хеджес?

Девушка помотала головой.

–  Салливанов знаете?

Нашла что спросить. В этом-то районе. Здесь тряхани дерево, и с него наверняка свалится какой-нибудь Салливан. А следом упаковка пива.

–  Я знаю тьму Салливанов.

Они зашли в тупик, щенок смотрел на него, дрожа сильнее, чем девушка на крыльце.

–  Эй! – сказала она. – Вы в этом приходе живете?

–  В соседнем. – Боб мотнул головой влево. – В приходе Святого Доминика.

–  В церковь ходите?

–  Почти каждое воскресенье.

–  Значит, знакомы с отцом Питом?

–  С Питом Риганом, – сказал он. – Само собой.

Девушка вынула сотовый.

–  Как вас зовут?

–  Боб, – сказал он. – Боб Сагиновски.

Она подняла телефон и сфотографировала его. Ничего подобного он не ожидал, иначе хотя бы пригладил волосы.

Боб тупо ждал, а девушка шагнула назад со света, прижав телефон к одному уху и палец – к другому. Он смотрел на щенка. Щенок смотрел на него, будто спрашивая: «Как это меня угораздило?» Боб тронул его нос указательным пальцем. Щенок моргнул. На какой-то миг Боб позабыл все свои грехи.

–  Я только что отправила фотографию, – сказала девушка из темноты, – отцу Питу и еще шестерым знакомым.

Боб глядел в темноту и молчал.

–  Надя, – представилась девушка, выходя обратно на свет. – Неси его сюда, Боб.

Дома у Нади они вымыли щенка в раковине, вытерли и отнесли на кухонный стол.

Надя оказалась совсем маленькой. У основания ее шеи тянулась узловатая ниточка шрама. Шрам был темно-красный, как ухмылка пьяного циркового клоуна. Личико – маленькая луна, испещренная кратерами-оспинами, глазки – кулоны-сердечки. Плеч как будто не было вовсе, и сразу от шеи начинались руки. Локти – словно сплюснутые пивные банки. Лицо обрамляли желтые, аккуратно подстриженные волосы.

–  Это не боксер. – Ее взгляд скользнул по лицу Боба, и она опустила щенка на кухонный стол. – Это амстафф – американский стаффордширский терьер.

Боб догадывался, что должен что-то понять по ее тону, однако не мог сообразить, что именно, и промолчал.

Когда молчание слишком уж затянулось, Надя снова посмотрела на него:

–  Питбуль.

–  Это питбуль?

Она кивнула и снова промыла рану на голове у щенка. Кто-то его избил, пояснила она Бобу. Возможно, до полусмерти и, решив, что щенок умер, выбросил его в мусорный бак.

–  Зачем? – спросил Боб.

Надя поглядела на него, и ее круглые глаза сделались еще круглее и больше.

–  Да просто так. – Она пожала плечами и снова занялась осмотром собаки. – Я когда-то работала в службе спасения животных. На Шомат-авеню. Ветеринарным фельдшером. Но потом решила, что это не мое. С этой породой одно мучение…

–  В смысле?

–  Трудно пристроить, – сказала она. – Никто не хочет их брать.

–  Я ничего не понимаю в собаках. У меня никогда не было собаки. Я один живу. Просто шел мимо мусорного бака. – Боб поймал себя на том, что ему крайне необходимо объяснить себя, объяснить свою жизнь. – Я просто…