–  Я всего лишь скромный управляющий баром.

Торрес хмыкнул и снова придвинулся к ним с видом заговорщика:

–  Есть одно обстоятельство, которое не позволяет нам заранее оказаться в том баре, куда сольют деньги: дело в том, что даже сам бар узнаёт о прибытии общака всего за несколько часов до того.

–  Не может быть.

–  Может. А потом бар может еще полгода не принимать денег. Или взять их снова дня через два. Суть в том, что угадать невозможно.

Марв поскреб щетину на подбородке.

–  Угадать невозможно, – повторил он с легким изумлением.

Они немного постояли в молчании.

–  Ладно, вспомните что-нибудь еще, – сказал Торрес, – позвоните мне. – Он протянул каждому по визитке.

–  Есть хоть какой-то шанс, что этих грабителей поймают? – Марв обмахивался визиткой.

–  О-о, – протянул Торрес, – весьма ничтожный.

–  По крайней мере, вы хотя бы честный.

–  По крайней мере, хотя бы один из нас честный. – Торрес рассмеялся громко и резко.

Марв тоже засмеялся, а затем внезапно умолк, его взгляд сделался ледяным – крутой парень.

Торрес поглядел на Боба:

–  Жалко церковь Святого Доминика, правда?

–  А что с церковью? – спросил Боб, радуясь возможности поговорить о чем-нибудь другом.

–  Конец, Боб. Она закрывается.

Боб раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

–  Понимаю, понимаю, – сказал Торрес. – Сам только сегодня узнал. Передают нас приходу Святой Цецилии. Представляете? – Он покачал головой. – А голоса этих парней с оружием не показались вам похожими на голоса кого-нибудь из посетителей бара?

Боб мысленно был в Святом Доминике. Торрес, подозревал он, любит поиграть с людьми.

–  Посетителей с такими голосами у нас тысячи.

–  И как же звучат голоса этих тысяч?

Боб на секунду задумался.

–  Как будто они едва оклемались от простуды.

Торрес снова улыбнулся, на этот раз, кажется, от души:

–  Похоже, в этом районе у всех такие голоса.

Спустя пару минут Рарди уже сидел на носилках перед задними дверцами «скорой», женщины-полицейские уехали на патрульной машине, а один из санитаров пытался вынуть из руки Рарди высокую банку «Наррагансетта».

–  У вас сотрясение мозга, – сказал санитар.

Рарди отнял у него банку.

–  Это не от пива.

Санитар поглядел на Кузена Марва, и тот забрал у Рарди пиво.

–  Это ради твоего же блага.

Рарди потянулся за банкой и обозвал Марва «гадом».

Торрес с Бобом наблюдали за развитием этой маленькой драмы.

–  Просто балаган какой-то, – заметил Торрес.

–  С ним все будет хорошо, – сказал Боб.

Торрес посмотрел на него:

–  Я о Святом Доминике. Красивая церковь. И мессы там служили как полагается. Никаких групповых объятий во славу Отца Небесного, никакой поп-музыки. – Он окинул переулок безнадежным взглядом жертвы. – Если святые отцы и дальше будут так расправляться с церковью, в итоге от нее останутся только постройки с витражными окнами.

–  Но… – заикнулся Боб.

Торрес бросил на него взгляд, в котором горел праведный гнев мученика, наблюдающего, как дикари готовят ему костер.

–  Что «но»?

–  Ну… – Боб развел руками.

–  Что?

–  Если бы Церковь очистилась…

Торрес расправил плечи, ничего игривого в его глазах не осталось.

–  Значит, в этом все дело? И вы не замечаете, что «Глобус» помещает на первых полосах статьи о возмутительных случаях в мусульманском мире?

Боб знал, что нужно держать свой поганый рот на замке, но в него будто бес вселился.

–  Они скрывали случаи изнасилования детей. По указанию Рима.

–  Они извинились.

–  Вот как? – спросил Боб. – Если они не называют имен священников, которые насиловали…

Торрес вскинул руки:

–  Это были «ресторанные католики». Людям по большей части нравится быть католиками, за исключением, как вы знаете, самых трудных моментов. Почему вы не подходите к причастию?