– Насколько давно?

– Что значит насколько давно? – не поняла Полина.

– Сколько прошло времени с того момента, как вы потеряли шляпу, до убийства. Я понимаю, время вы не засекали, но примерно сказать можете…

– Я не знаю, когда убили Маркушина! – Полина потрясенно смотрела на Асатурова.

Теперь она знала, зачем в разговоре со следователем нужны адвокаты. И почему на допросах нельзя поддаваться эмоциям. Только с холодной головой или с чьей-то помощью можно избежать словесных ловушек вроде тех, которые расставлял сейчас Асатуров.

– Но его самого вы знали?

– Чистяков должен был вам все рассказать, – поморщилась Полина, с неприязнью подумав о Ролане Борисовиче.

– Да уж просветил…

– И теперь вы думаете, что я отомстила Маркушину!

– Зачем вы ходили к обрыву?

– Просто захотелось…

– Вы не выслеживали Маркушина?

– Нет, конечно…

– А почему он за вами гнался?

– Увидел меня, побежал.

– Увидел, как вы к нему подкрадываетесь? Чтобы сбросить его с обрыва.

– Не подкрадывалась я.

– Но он вас увидел.

– Вам не кажется, что разговор заходит в тупик?

– Мне кажется, что разговор заходит в тюремную камеру, – совершенно серьезно сказал Асатуров.

– За что? – Полина потрясенно хлопала глазами.

Она понимала, что подозрение в убийстве падает на нее, но садиться в тюрьму из-за какого-то ублюдка – это слишком. Но, увы, все к этому шло, и сейчас она ясно осознавала это.

– За убийство.

– Я не знаю, как там высоко. – Полина приложила руку к груди, пытаясь успокоить дыхание. – Но там высоко! А я боюсь высоты!

– И что?

– Как вы себе это представляете? Я разбегаюсь, чтобы толкнуть Маркушина, он отходит в сторону, и я лечу с обрыва!.. Да я бы не в жизнь на это не решилась!

– А разгоняться обязательно?

– Конечно! Вы сравните, какой комплекции Маркушин, какой комплекции я… Да я бы его с места не сдвинула, даже если бы разогналась!

– Ну да, комплекция у Маркушина серьезная. – Асатуров задумался, вселяя в Полину надежду.

– Не смогла бы я его столкнуть, – закрепляя свой вывод, с чувством облегчения сказала она.

– Но кто-то же его столкнул.

– А сам он упасть не мог?

– Я же говорю, человек его столкнул. В розовой шляпе.

– Мужчина или женщина?

– Мужчины не носят женские шляпы, – качнул головой следователь.

И Полина готова была согласиться с ним, но с одним лишь только уточнением.

– Когда не сбрасывают других мужчин с обрыва, – сказала она.

– Хотите сказать, что мужчина мог надеть вашу шляпу?

Полина пропустила этот вопрос мимо ушей.

– Так мужчину видел свидетель или женщину?

– Ну там сложно было разобраться, все-таки далеко было, а у горничной проблемы со зрением, – замялся Асатуров.

– Проблемы со зрением?! – ахнула Полина. – Да там нужно стопроцентное зрение, чтобы увидеть шляпу. А чтобы разобраться, мужчина там или женщина, нужна подзорная труба!

– У женщины очень хорошие очки для дали. – Следователь заметно стушевался.

Зато у Полины возникло чувство окрыленности, она поняла, как чувствует себя адвокат в час своей славы. Когда одной точно подмеченной деталью рушит обвинительные редуты, возведенные прокурором вокруг своего подзащитного. Сейчас она была сама себе адвокатом. Причем успешным!

– А у меня бинокль! – донеслось вдруг с соседнего балкона.

От неожиданности Асатуров слегка вздрогнул. А Полина улыбнулась, увидев, как на лоджию выходит Максим. Свет в его номере не горел, на балконе тоже, но вечерние сумерки еще не сгустились до ночной темноты, и его достаточно хорошо было видно.

А вот как Максим стоял за открытой дверью в свой номер и подслушивал разговор, Полина не заметила. Но ведь хорошо, что подслушивал. Это куда лучше, чем волочиться за шаловливой вдовушкой.