– Я-то тут при чем? – Вратко развел руками. – Разве я уговаривал тебя плыть на Оркнейские острова?

– Мои неудачи начались, когда я повстречал тебя, – угрюмо повторил викинг.

– Ну, извини… И позволь мне сделать так, чтобы встречей со мной они и закончились.

– Я тебе не верю, – Лосси перехватил топор покрепче. – Знаешь, что мне хочется сделать?

– Догадываюсь.

– Разрубить тебя на две половинки. А потом еще на две. Да разбросать их подальше одну от другой. Знаешь, зачем?

Новгородец молчал, прикидывая, в какую строну лучше будет убегать, если датчанин от слов перейдет к делу.

– Не знаешь? Так я скажу, – продолжал между тем Лосси. – Что бы части твоего тела не срослись вместе, послушные чародейским заклинаниям, а душа твоя вечно блуждала во мраке и холоде Нифльхеля!

Его хирдманы одобрительно переговаривались. Двое или трое, выглядевших покрепче прочих, потянули мечи из ножен.

«Сделает хоть шаг в мою сторону, побегу! Чего-чего, а догнать меня будет для них трудновато. Какое-никакое, а преимущество… Эх, втравил меня Вульфер в дельце! А сам удрал. И не попрощался даже. Вот и думай, что знаешь человека…»

Седой волк бесшумно выступил из тумана и остановился между Вратко и датчанами.

Новгородец услышал глухой рык, увидел вздыбленную шерсть на загривке зверя и вполне мог представить себе, как сморщивается верхняя губа, обнажая длинные, чуть желтоватые клыки.

Лосси отшатнулся. Лица его дружинников побелели, как полотно.

– Да ты, и правда, ворлок… – протянул плешивый Бьёрн.

Вратко приосанился, бросил ладонь на рукоять меча. Турс его знает, откуда приходит этот волчара, но он не враг. Это точно. Значит, нужно пользоваться его помощью и поддержкой. Чтобы спасти Хродгейра, ничем пренебрегать нельзя.

– Вы слишком много толковали, что я ворлок, – проговорил парень. – И ты, Лосси Точильный Камень, и епископ Бирсейский, и монах Бернар. Так долго, что я и сам в это уверовал. Уверовал и начал колдовать по мере сил. Знаешь, получается неплохо…

Датчане хмурились, но слушали. Наброситься не пытались.

– Ты зря ставишь мне в вину проигрыш у Стэмфордабрюгьера. Если ты помнишь, многие скальды говорили тогда свои стихи. И я тоже. Ведь сам Харальд Сигурдассон просил меня об этом. Смог бы ты, Лосси-датчанин, отказать великому конунгу? Я говорил вису и бой начал поворачиваться в нашу пользу. Ты помнишь это? Саксов отбросили от строя, «Опустошитель земель[38]» пошел вперед, на врага… Победа уже улыбалась норвежскому войску. Ты помнишь это, Лосси-датчанин?

– Помню, – коротко ответил викинг. – Но я помню и…

– Правильно! Ты помнишь и развязку. Ту шальную стрелу, что сразила Харальда Сурового. Отвагу и решимость, забурлившие в сердцах саксов, когда они увидели. как пал величайший воитель северных земель. Ты это помнишь?

– Да! Помню!

– Тогда знай, что виной нашему поражению был отец Бернар, вероломный монах. Он приплыл в Англию с войском Харальда, но желал победы саксам. Здесь ему передали священную реликвию римской церкви – ноготь Иисуса Христа. Он читал над ней молитву и тем самым свел на нет мое заклинание.

– Складно болтаешь… – протянул Лосси.

– Откуда он это знает? – буркнул рыжебородый викинг.

– Я знаю это от самого Бернара. После боя он захватил в плен меня и Марию Харальдовну, дочь конунга.

– Она здесь откуда взялась? – брови датского хевдинга полезли на лоб.

– Тайком приплыла на «Слейпнире».

– Кто в здравом уме поверит в такую чушь?! – воскликнул Бьёрн.

– Хочешь поговорить с королевной? – решил добить его Вратко. – Пусть она подтвердит – прав я или нет!