Зеркало найти не смогла, только его осколок. Узкий и не очень удобный, в котором за раз могли поместиться либо голубой глаз, либо маленький, чуть вздернутый нос, или розовые дрожащие губы с таким же дрожащим острым подбородком.

Бледные щеки и гнездо на голове я рассматривать не стала. И так понятно, что от загорелой здоровой брюнетки во мне не осталось ничего.

Я теперь была уже не я, а Рапунцель какая-то.

— Селина!

Мужик пока молчал, и я была ему за это очень благодарна. Мои нервы и так были на пределе, не хватало еще услышать этот рокочущий грохот его голоса.

Медленно опустив осколок на пол, отражающей поверхностью вниз, я обессиленно привалилась спиной к стене под окном.

— Селина!

Я не отвечала, я не была этой их Селиной, я просто хотела домой.

Наверное, уместнее было бы сейчас впасть в неконтролируемую панику, быть может, устроить истерику, упасть в обморок, в конце концов, а не сидеть здесь, чувствуя, как меня с головой затапливает отчаяние.

— Отойдите, — спокойный, ровный голос, от которого волосы на затылке шевелились, прекратил копошения за дверью.

Затишье перед бурей, почему-то решила я и не ошиблась.

Крепкая дверь, надежно сдерживавшая натиск жаждавших со мной пообщаться людей, в одно мгновение почернела, прорезавшись пылающими багровыми линиями, словно венами, и осыпалась на пол скромной кучкой пепла, а в дверном проеме, одергивая черные рукава кителя, стоял хмурый ужас, безошибочно нашедший меня взглядом своих страшнючих глаз.

Спрятав лицо в коленях, я просто надеялась, что это не он папочка несчастной Селины.

Этого я бы просто не вынесла.

Странное, болезненное оцепенение сковало меня, но это было даже к лучшему.

Я не дернулась, не вздрогнула даже, когда этот странный человек поднял меня на руки, не обеспокоилась нездоровой бледностью лица синеглазой женщины и совсем ничего не испытала, когда меня вернули в комнату, уложили на кровать и позволили-таки местному врачу вколоть мне какую-то гадость.

— Она нас не узнаёт, верно? — дрогнувшим голосом спросила женщина, комкая в руках платочек.

— ‎Ни вас, ни, судя по всему, меня, — кивнул мой ужас, не отрывая от меня тяжелого взгляда.

«Не узнаёт»… это было так странно. Я не могла их узнать, потому что никогда прежде не знала, но говорить об этом не спешила. Происходящее казалось таким ненастоящим… фальшивым, что я просто не хотела участвовать во всем этом.

— ‎Выпейте, — велел врач, поднеся к моим губам стакан.

Я выпила. Иногда я могла быть очень послушной.

— Вижу, я вовремя решил вас навестить, — у этого ужаса даже интонации были ужасные.

Обвиняющие, требовательные, пугающие до дрожи.

— Селина пришла в себя, это уже большой прогресс… — начала было престарелая дама, но осеклась, встретившись взглядом с его темными глазами.

— Из комнаты ее не выпускать, одну по возможности не оставлять и… — ужас поморщился, — покормите ее, смотреть страшно.

— ‎Почти две недели без сознания, — с достоинством ответил врач, — не могли не сказаться на ее состоянии.

Я безуспешно боролась с сонливостью, навеянной на меня коварным снадобьем, и лишь вяло удивилась. Надо же, две недели…

Темнота оборвала мысли, стирая удивление и возвращая мне покой.

2. ГЛАВА 1

Ощущение вселенской несправедливости — пожалуй, это было именно то, чувство, что я испытывала уже который день.

Все началось с неожиданной новости: мужик, напугавший меня на лестнице, все же, не был отцом Селины (урааа)… Он был ее женихом. А потом оказалось, что по всем законам, в свое восемнадцатилетие милая девочка Селина должна была отправиться в храм, чтобы служить Мирай — Всевидящей богине, Извечному Светочу, сестре и непримиримой противнице Изначальной Тьмы — Рассах. И отправилась бы, не обрати на нее внимание Даатарский дознаватель.