Подозреваю, многое они так и не смогли понять, хотя уточняющих вопросов не задавали.

Последний вопрос касался как раз моего сюда переселения, и рассказать мне больше было нечего. Мне самой требовались ответы и объяснения, которых никто не спешил давать.

— Приятного, конечно, мало, — облокотившись о перила, рядом со мной встал Гарс, глядя на вялый водный поток под нами.

— ‎Вообще ничего приятного, — прошептала я, быстро вытирая рукавом рубашки непрошенные слезы. Не хотела же плакать.

— ‎Не спорю, — усмехнулся он, — но теперь мы знаем, что ты миленькая.

— ‎Это я-то миленькая?! — от возмущения слезы полились в три раза активнее, что Гарса очень развеселило.

— ‎Я не все понял из твоего рассказала, но именно такое впечатление у меня о тебе сложилось. Немного странная, но вполне милая. Вэйду повезло.

— ‎Чем это повезло? — Носовой платок, протянутый уверенной рукой, я приняла и тут же высморкалась, чем совершенно не смутила Гарса. В его глазах я как была миленькой, так и осталась.

— ‎Я не был знакомы с Селиной лично, это правда, но имел неудовольствие видеть ее в городе, — Гарс чуть нахмурился, вспоминая те неприятные мгновения, — такая юная и такая ядовитая…

— ‎И совсем не миленькая, что ли?

— ‎Представь себе, — кивнул он, после чего неожиданно громко позвал, — ‎Вэйд, тут твоя невеста плачет, не хочешь ее утешить?

— ‎Я ее только что допрашивал, — раздалось от кареты, — не думаю, что мое общество — именно то, что ей сейчас нужно.

Я активно закивала, подтверждая его слова. Женишок у меня, конечно, тот еще страх, но хотя бы сообразительный.

— Ну и как долго мы тут стоять будем? — недовольный Гарс осмотрел безлюдную улицу. Странно, все-таки, что тут никто не ходит. — Скоро селайа поплывет, а я еще после прошлого раза слух полностью не восстановил.

— ‎Се… чего?

— ‎Селайа, — повторил он, — рыба такая. У них на этой неделе период миграции. Каждый год в одно и то же время эта дрянь здесь проплывает. И звенит просто ужасно. Давно бы уже пора заслоны установить, но императрица нам досталась жалостливая и не очень… дальновидная. Запрещает хоть что-нибудь с ними делать. Единственная радость — они изумительно вкусные.

Я по-новому взглянула на закрытые магазинчики, на плотно прикрытые ставни домов, поднимавшихся над нами на высоту до четырех этажей, на совершенно пустую улицу…

И на кучера, нервно ерзавшего на облучке.

— Валим отсюда, — решила я, первой бросившись к карете. Оно мне надо, оглохнуть в самом расцвете лет?

К большому двухэтажному дому без двора и сада, как это было у четы Эллэри, мы подъехали спустя каких-то десять минут, что вызвало у меня вполне закономерные подозрения – а не катали ли меня по городу, посчитав, что гнетущая обстановка кареты как нельзя лучше подойдет для допроса?

Уж очень быстро мы добрались до дома Вэйда после того, как я ответила на все вопросы, на какие смогла.

Темный, высокий и величественный, выделяющийся своей мрачной красотой на фоне светлых, каких-то праздничных домов по соседству, увитых виноградом и незнакомыми мне, но очень интересными цветками, снаружи он казался очень интересным.

А внутри… я как-то сразу поняла, что допрос можно было бы проводить и здесь.

Все оттенки темного, разбавленные кое-где золотым. Очень красиво, я бы даже сказала изысканно, но как же все-таки депрессивно.

Темные деревянные панели. Тканевые обои угольно-серые, вышитые черной шелковой нитью. В эту угнетающую мрачноту очень гармонично вписывался мой угрюмый женишок.

А я вот нет. Я же, блин, миленькая!

Зачем меня сюда?