– У моего отца, – говорила она, – есть вассал, некий Хьюго Деббич. Сейчас он, скорее всего, находится с отцом во Франции, но у него есть сын Алан. Он старше меня и уже несколько лет как постригся в монахи в каком-то отдаленном монастыре. Об этом мало кто знает, вот я и решила взять его имя.
Епископ находил Анну достаточно разумной и предусмотрительной. Но в то же время его тревожили бьющая через край энергия и непоседливость племянницы.
В библиотеке она первым делом принялась ходить вдоль полок, изучая их содержимое, пока не протянула руку к одной из книг.
– Это сочинение синьора Марко Поло. Я давно хотела ознакомиться с ним. Вы не будете возражать, дядюшка?
Но епископ сурово одернул ее:
– Нет. И учти, дитя, в моем доме, дабы не вызвать подозрений, ты будешь на положении служки или пажа. А никому из них не дозволяется и пальцем касаться книг. Если я стану разрешать тебе больше, чем другим, это вызовет пересуды, что в теперешнем нашем положении крайне опасно.
Он вызвал слугу.
– Отведи этого отрока в келью в угловой башне. Пусть ожидает там моих распоряжений.
Но уже через час, отправляясь в собор к вечерне, епископ обнаружил Анну беззаботно разгуливающей по двору.
– Мастер[42] Алан! – строго окликнул ее епископ. – Кажется, я приказал вам ожидать распоряжений в отведенной вам келье.
Сердитый тон дядюшки подействовал на Анну. Она попятилась.
– Простите, ваше преосвященство. Но я нестерпимо скучал один, и…
– Отправляйтесь без промедления к себе! – прервал Анну дядя.
Но через некоторое время он все же велел отнести к ней в келью сочинения Марко Поло. Может, хоть они удержат Анну в четырех стенах.
Пробило полночь. Снова заморосил мелкий дождь. Где-то вдали одиноко лаяла собака. Епископ опустился в глубокое кресло у камина, поставив ноги в вышитых туфлях на массивную скамеечку из литого серебра.
– Оставлять ее здесь никак нельзя, – пробормотал он.
Он помнил, что в последнее время у него появилось несколько новых слуг, и нельзя поручиться, что кто-либо из них не является шпионом герцога Глостера.
Епископ подумал, что мог бы отправить Анну в один из отдаленных приходов или монастырей. Но если Глостер так заинтересован в том, чтобы найти ее, то наверняка установит тайное наблюдение за всеми епископскими владениями. Обращаться к Монтегю или к сестре Элеоноре[43] также небезопасно: первый под подозрением, вторая слишком на виду. Есть, правда, и дальние Невили, но все они из-за Уорвика панически боятся опалы и могут ответить отказом.
Разумеется, можно тайно снять для племянницы скромный домик, где она могла бы жить в тишине, и, пожалуй, к этому решению Джордж Невиль склонялся более всего. Но и здесь крылись ловушки. Во-первых, епископ опасался неуемного нрава Анны, того, что, не усидев взаперти, она начнет выходить и ее кто-нибудь опознает. А во-вторых, и это главное, епископа смущало, что нельзя сказать определенно, насколько долго придется скрывать племянницу от посторонних глаз. Если власть Йорков укрепится, то и этому плану грош цена.
Можно, конечно, постричь Анну в монахини и таким образом избежать притязаний Ричарда Глостера. Посвященная Богу девица уже не сможет стать чьей-либо женой. Однако епископ опасался, что дело тут вовсе не в желании Глостера обвенчаться с ней, а в стремлении Йорков влиять на Уорвика. К тому же, глядя на племянницу, ему не очень-то верилось, что она по доброй воле примет монашеский постриг. Девица, которая лазает по монастырским стенам, как кошка, чтобы хоть на часок оказаться в миру, – отнюдь не ценное приобретение для скромной обители. Но вместе с тем это наиболее безопасный выход, и следовало потолковать об этом с племянницей.