Меня затрясло и стошнило. Спазмы были такими болезненными, что я чуть не потеряла сознание и не упала в вонючую лужу.

– И еще… – Я выдернула кинжал из раны, разогнув пальцы мертвеца, и принялась вытирать верное оружие о траву, а потом и о свою юбку – все равно одежда была заляпана кровью, и лишнее пятно ничего не изменит. – Впереди у меня – жизнь, которую я вовсе не намерена была проводить с таким безумным стариком, как вы.

На то, чтобы отыскать баклагу с водой и умыться, а потом заняться раной на плече, у меня ушло немного времени. Затем я наломала веток и укрыла ими тело.

– Извините, – сказала я тому, что осталось от Дубико Котова. – Я думаю, так будет лучше для всех.

А потом, не оборачиваясь, пошла в лес. Куда идти, я не знала, но мне хотелось убраться подальше от полянки с избушкой, тем более что ведун обмолвился, что фургон не так далеко, да и магия, запутавшая тропинки, должна была исчезнуть после смерти Котова. Поэтому я просто шла и шла, ведь Чистомир однажды сказал: нужно бороться до конца, и если не хватает сил идти, то ползти. А сегодня я поняла, что Мирик всегда прав. Конечно тогда, после своей мудрой сентенции о борьбе до конца, молодой Дуб добавил:

– Когда ты опускаешь руки, ты становишься похожей на дохлую жабу. Это тебе совершенно не идет.

– Можно подумать, кому-то идет быть похожим на дохлую жабу, – фыркнула я.

– Быть похожим на дохлую жабу идет дохлой жабе. – Мирик покопался в стогу сена, на котором мы лежали и придирчиво выбрал сухую травинку, которой начал с азартом ковырять в зубах.

– Эй вы, а ну слезайте, а то щас как дам! – раздалось снизу. – Я вижу все, нашли где миловаться!

Чистомир почесал ухо, а потом встал, вытянувшись во весь свой далеко не маленький рост. Даже стоя на стогу, весь усыпанный сухой травой, он умудрялся выглядеть внушительно.

– Ты на кого голос повысил, смерд? – сурово спросил он. – На сына Владетеля своего? Жить надоело?

Крестьянин, униженно извиняясь, отправился восвояси, а Мирик повалился на стог обратно, хохоча во все горло.

– Скажи, – отсмеявшись, спросил он, и его серебристо-серые глаза при этом сияли, как начищенный перед приездом гостей сервиз, – как жить все-таки хорошо, а?..

– …Ведь жить хорошо, – пробормотала я, выныривая из своих воспоминаний, – а я живу. Тогда почему же мне все-таки не так хорошо, как хотелось бы?

– Мила! Мила-а-а! – Так вопить на весь лес мог только Драниш. – Мила-а-а-а-а-а-а!

– Я тут, – откликнулась я и побрела в сторону, откуда раздавался голос тролля.

– Котя! – Драниш заметил меня раньше, чем я его, и шумно кинулся в мою сторону, ломая ветки кустов. – Котя!

Подбежав ближе, он замер как вкопанный и тихим, ровным голосом произнес:

– Котя, отдай мне кинжал.

– Что? – непонимающе спросила я, потом перевела взгляд и с удивлением заметила, что до сих пор сжимаю в руке оружие, да так крепко, что побелели костяшки пальцев. – Ах, да…

Я засунула кинжал в ножны. Отдавать его кому-либо, даже троллю, не хотелось.

– Что произошло? – спросил Драниш, заглядывая мне в лицо. – Ты ранена?

– Немного.

– Куда ты исчезла? Мы тебя с раннего утра ищем! Почему ты вся в крови?

– Я убила человека, – спокойно ответила я.

– Так… – Парень легко поднял меня на руки. – Мы сейчас придем к фургону, и ты мне все расскажешь, хорошо?

Я уткнулась лицом в его голую грудь – сорочки тролль так и не надел, оберегая обожженные плечи, но нес меня легко, поэтому я не стала сопротивляться такой заботе.

У фургона сидела Тиса, которая кипятила на костре в котелке какие-то травки и мурлыкала себе под нос. По ней не было видно, что мое исчезновение хоть как-то ее взволновало, впрочем, от Тисы ничего другого я и не ожидала.