– Представляю, как твоя мама обрадуется, – вздохнула Оля и толкнула дверь.

– Явились – не запылились! – как и предполагала Ольга, Настасья, хоть и обрадовалась их приходу, но таки негодующе подбоченилась: мол, почему так долго топали.

– Мамуля! Не сердись! – Максим радостно поцеловал женщину прямо в губы, отчего та расплылась в улыбке, и тут же трансформировалась в радушную домохозяйку. Только сейчас Оля заметила, что Настасьин передник был изрядно испачкан мукой.

– Ладно, входите, – и хозяйка сменила гнев на милость.

– А чем это так вкусно пахнет? – Максим уже сидел за столом в ожидании чего-нибудь вкусненького.

– Пирог с мясом, – засуетилась вокруг него Настасья, – с лучком и чесночком, как ты любишь.

– И я!

– И я люблю! – в дверях появились Сеня и Саня, приемные дети Настасьи. Мальчишки светились от счастья. На светлой коже расцвел алый румянец, волосы взъерошились, улыбка озарила их светлые лица.

– А ну мыть руки, – как порядочная мамаша, Настасья была и сурова, и ласкова. Она искренне и нежно любила своих приемышей, и с самого начала начисто забыла их происхождение, считая своими родными детьми.

Когда волколачью деревню, что стояла здесь сотни лет, захватили и сожгли псевдо искатели горной руды, в живых осталось лишь с десяток коренных жителей. В том числе Настасья, потерявшая в пожаре обоих сыновей, и совсем крохотные близнецы, чьи родители погибли от рук автоматчиков еще до того, как дома загорелись. О том, чтобы передать малышей в детдом не было и речи, ведь рано или поздно волчьи инстинкты взяли бы верх над человеческой сущностью детей, и их судьба была бы предопределена. Поэтому без всяких раздумий, когда люди с оружием в руках разгребали завалы, и Настасья, прячась от них, вдруг разглядела, что в руках одного из захватчиков еще шевелится маленький сверток, то тут же выбежала из укрытия с криками: «Дети! Где же мои дети?» По сути, для женщины, которая совершенно не знала, живы ли ее родные сыновья, сыграть роль отчаявшейся мамаши не составило труда. Неизвестный мужчина в маске сначала пихнул ей в руки сверток с малышами, а затем – дуло автомата в спину, и отвел к раскинутому в паре километров от бывшей деревни полевому лагерю. Там Настасья добрых три часа умоляла строгого бородатого военного не отнимать детей. Там же она получила какой-то документ, в котором значились ее имя и фамилия. И с той самой минуты женщина оказалась связана с этими жестокими людьми не менее жестоким контрактом. Не смотря на малолетство детей, уже через пару дней ее отправили обратно на пепелище разгребать завалы, а потом на поле косить траву, а потом на дорогу встречать приезжих, а потом на стройку возводить новый рабочий поселок.

К счастью, до смерти напуганные малыши, практически не приносили хлопот: легко приняли хлеб, воду и каши. Спали не много, не так, как ребятишки в их возрасте, но зато, когда бодрствовали, в основном молчали и беглыми глазками изучали все вокруг. Когда Настасье наконец-то разрешили поселиться в пансионате, мальчишкам стукнуло четыре года, но они совсем не умели разговаривать. Еще бы, ведь рядом с ними почти всегда никого не было. Только потом, немного осев, и сменив тяжкий труд на стройке на работу уборщицей в детском саду, уже возрастная мамаша начала заниматься с детьми. Природа взяла свое, и маленькие волчата, как губка, впитывали все новое. За пару лет они не только догнали, но и обогнали в развитии своих сверстников, и Настасья вздохнула спокойно, мол, не загубила детишек, вырастила, воспитала. Осталось только научиться жить по человеческим правилам: ходить в школу, учить уроки, заниматься спортом. И при этом скрыть от всего мира самое главное – их настоящую природную суть.