Никрас хохотнул, выводя Ладимиру из оцепенения, она нахмурилась, уж ей не до шуток. Гневно вырвала из его руки суму.

— Вот и я думаю, что без нас — никак. Иди, — княжич кивнул в сторону собравшихся в путь кметей, велев дружиннику присоединиться к остальным.

Никрас не заставил себя долго ждать.

Ладимира так и вросла в землю, провожая его взглядом, ничего не понимая. Стало непонятно, с чего вдруг такая его перемена. Ночью он дал ясно знать, что не изменит своего решения. Что же случилось?

— Почему? — спросила только, но тут же прикусила себе язык. Зачем ей это знать?

Она пожалела вдвойне, когда Пребран мгновенно изменился в лице, а взгляд будто затуманился, расширились зрачки.

— Потому что, Лади… — он слегка склонился, заглядывая ей в глаза, — …мне понравилось, как ты целуешься, хоть и очень неумело.

Жар плеснул к лицу так, будто её обдало варом, Ладимира невольно уронила взгляд, испытывая жгучий стыд, и тут же ресницы вспорхнули. Уж как бы Пребран ни старался раздосадовать, разозлить её, а нужно держаться непреклонно, и раз начала, не отступать, обратной дороги нет. Она согласна даже на это.

— Если ты считаешь, что ничего не бывает за просто так, то можешь как-нибудь потом отблагодарить меня, но… — последние слова княжич произнёс очень тихо, бархатный елейный голос проник в самую душу.

Пребран подался вперёд, горячее дыхание его обдало её щёку теплом, под сердцем её занемело, и непонятно, от чего больше, от страха или…

— При одном условии, если ты этого действительно захочешь, — заключил он, произнося отчётливо каждое слово, будто в том и не сомневался.

Потом он отстранился, позволяя дышать вновь. Несколько мгновений Ладимира слышала тяжесть собственного дыхания и трепет сердца, она смотрела на княжича молча, наблюдая, как золотистые искры в его глаза пляшут отсветами, словно бесы в самую длинную ночь. Ну уж нет, больше такой ошибки она не совершит! В ответ ему девка могла бы тоже выплеснуть что-то язвительное, но находясь под его взглядом, чувствовала, что мысли разбегаются, будто мальки на речном дне. Невольно перевела взор на его губы, обветренные и в ранах, оставленных ей же, когда пыталась отбиться. Уголки этих губ дёрнулись в ухмылке, заставляя очнуться и вновь опустить ресницы.

Пребран, не получив ответа, вздохнул, выпрямился. Несмотря на неспокойную ночь, выглядел он отдохнувшим, и Ладимира почувствовала себя рядом с ним мокрым зачахшим воробьём.

— Не дрожи так, Лади, доберёшься ты до Оруша, только предупреждаю, что легко не будет.

— Я вынесу всё, — шепнула она севшим голосом, плотно сжала губы, пытаясь вывернуться из его сетей. И когда успела угодить в них?

— Не думаю, — напряжённо ответил он, помрачнев, видно раздражаясь на упрямство девицы. — Но я тебя предупредил ещё ночью, что с тобой может статься. Я и сам не уверен в том, на что иду и, если серьёзно… — глянув в сторону ждавших у костра мужчин, княжич сощурил глаза, делаясь в миг задумчивым. — Мне не резон отсылать своего человека, нас и так слишком мало, а впереди день пути и чужой город, народ. Вчера я погорячился, очень уж жаркая выдалась ночь, — всё же не упустил случая поддеть, подмигнул.

И как бы Ладимира ни силилась сохранять внутри спокойствие, а всё зря, он ловко цеплял её, и невозможно было предвидеть следующий его шаг, всё одно, что пытаться поймать за хвост ветер, только выматывало.

— Пойдём, нас ждут.

***

К обеду вышли к деревне из дюжины дворов, уж не скажешь, что маленькая, по сравнению с теми, что попадались на пути. Имелся и широкий наезженный большак[1], и пристань на берегу, а значит, торгом и тут промышляли. Лежали под толщей снега ладьи да челноки, ждавшие первую оттепель. Отряд направился к самому широкому, сложенному из толстенных брёвен двору.