Лицо старшего некоторое время не менялось, взгляд его недружелюбный скользил от одного воина к другому, топорище, что сжимал он с натугой, опустилось чуть, плечи расправились.
— Коли так, слыхивал я о таком.
— Кто напал на вас?
— А кто их, сукиных сынов, знает. Ночью, твари, нахлынули, перевернули всё вверх дном, хорошо, что избы не подожгли, а какие занялись, те мы успели потушить. Жизни им наши не нужны были, а вот добром поживились и девок много увели.
Пребран поднял взор, поймав взглядом женские фигуры, что повысовывались из дверей на крыльцах, закутанные в платки, да головы светловолосых подлетков.
— Проезжайте, — отступил старший, пропуская всадников.
В остроге был куда сильнее заметен разгром, следы пожарищ и урон, нанесённый разбойниками. Подчищены хозяйские клети, а стойла пусты, как и хлева.
Промёрзший дощатый настил двора трещал под массивными копытами коней, но выдержал. Дружина въехала в острог, когда солнце уже приблизилось к полудню, скоро и темнеть начнёт. На улицу повыскакивали мальчишки подсобить путникам. Пребран сжал зубы и, пересиливая боль, спешился, да так ловко, что и не скажешь со стороны, что тяготит его рана. Отроки, забирая животных, уводя в пустующие стойла, отыскали на чердаках и сено. Поднялся с порога в рыжей шубе пёс, было тявкнул, но женщина, по всему хозяйка двуярусного терема, быстро осадила зверя, прикрикнув.
Старший острога в избу к себе не пригласил гостей, а повёл в другой дом. Такой же добротный, как и тот высокий терем, с массивными стенами и рвом, вдоль которого стелились постройки. В тёплую горницу с узкими окнами, запуская студёный пар, вошли всей гурьбой — всем хотелось поскорее в тепло. Ближники старшего тоже не отставали, обступили, желая послушать, что за нужда такая привела путников из городища дальнего.
— Меня Радимом зовут, а это ближники мои Повис и Расщел, — представил он мужчин.
Те смотрели прямо, так же, с недоверием, и нужно называться.
— Я старший сын князя Вячеслава Пребран.
Радим сначала было нахмурился.
— Это, — указал княжич на Вяшеслва, — старший воевода Вяшеслав. Ждан, Некрас и остальные верные мне люди, за каждого из них я ручаюсь. Еду с поручением от отца в Орушь к князю Яроплку. Метель нас настигла, потому остановились на постоялом дворе «Белый камень», — Пребран замолк, подумав о том, стоит ли рассказывать, что разбойники со вспоротыми тела остались лежать на снегу. Как бы не озлобились, вдруг у местных кто из родичей с этого селения, живут ведь почитай рядом. — Давно у вас тут так непокойно?
Радим выдохнул, переводя дух.
— Проходите, — всполошился. — А то, что же, на пороге так и будете толковать?
Он кивнул Расщелу, и тот отступил, скрылся в дверях.
Мужчины расселись за длинным узким столом, место нашлось всем.
— Пока вам подготовят места для ночлега, посидим тут, обогреетесь заодно.
Тут на пороге послышался топот, и те же отроки внесли чарки и в глиняных корчагах питьё, расставили ловко перед гостями, налили золотистой жидкости каждому в деревянные чарки из общей тары.
— Спрашиваешь, давно ли так, — задумчиво начала Радим, сжимая в крупных ладонях посудину. — С того времени, как Ярополк в Оруше осел, с тех пор и приключаются такие беды, — сорвалось с языка мужчины, будто с сердца снял затаённое подозрение, такое не прикроешь красноречием. Поднёс к губам чару, делая большие глотки, кадык камнем заходил по горлу.
Сидевший рядом Повис свёл брови, кашлянул в кулак, видно недоволен остался такой прямой откровенностью Радима, но поперёк слова сказать не решался, старшему рода виднее.