Между тем, самую серьёзную преграду на пути осуществления экуменического проекта в плане религиозном представляло именно Православие, и главная задача заключалась в привлечении Русской и Константинопольской церквей.

Константинопольская церковь под сильнейшим давлением протестантских кругов в итоге пошла на уступки, опубликовав в 1920 году энциклику, адресованную «всем Христовым Церквам», в которой, кроме всего прочего, предлагалось введение Григорианского календаря, общение богословских школ, пользование храмами других церквей и т. д. Само содержание энциклики, которую подписали местоблюститель патриаршего престола митрополит Дорофей Прусский и ещё 11 митрополитов, демонстрировало совершенно иной тон по сравнению с предшествовавшими документами. Появились еретические формулировки, в которых само слово «Церковь» употреблялось не только по отношению к поместным церквям, но и по отношению к различным еретическим конфессиям. В ней указывалось, что «нельзя отвергать взаимное сближение различных христианских церквей и общение между ними только по причине существования догматических различий…» и что надо работать над «подготовкой и осуществлением полного единения». В качестве первого шага на пути взаимного доверия и любви предлагалось внедрять практику тесного сотрудничества, взаимного обмена праздничными посланиями, обмена студентами богословия, что подготавливало бы создание единого всехристианского совета, который мог рассматривать и решать вопросы, представлявшие взаимный интерес[164].

Энциклика была с воодушевлением принята последователями экуменизма; для православных же поведение Константинополя было беспрецедентным.

Константинопольский патриарх Мелетий Метаксакис

Первым константинопольским патриархом, перешедшим уже к официальной экуменической деятельности, стал избранный в 1921 году (низверженный и вновь поставленный в 1922 г.) Мелетий Метаксакис (1871–1935)[165]. Многое в его деятельности объясняет тот факт, что, ещё будучи митрополитом на Кипре, в 1910 году он вступил в константинопольскую масонскую ложу «Гармония» (о чём уже после его смерти написал масонский журнал Pythagore-Equerre)[166], а в 30-х годах стал членом ложи «Александр Великий» в Александрии. В 1910 году он вёл переговоры в Нью-Йорке с представителями «Епископальной церкви» в США (провинцией Англиканского сообщества) о расширении отношений между церквями, а в 1918 году – переговоры об унии с англиканами. В 1922 году Мелетий провозгласил признание Константинопольским патриархатом англиканского рукоположения, хотя англикане как конфессия не признают рукоположение таинством[167].

В 1923 году по инициативе Мелетия в Константинополе состоялся т. н. «Всеправославный конгресс», изначально поданный им как «Комиссия», который, вопреки постановлениям соборов 1583, 1587 и 1593 годов, принял решение об изменении календаря Православной церкви. Здесь присутствовали также представители поместных церквей Греции, Кипра, Румынии и Сербии, а также англиканский епископ Чарльз Гор. Обсуждался также вопрос о фиксированной дате празднования Христова Воскресения, хотя изменение Пасхалии запрещено двумя вселенскими соборами под угрозой лишения сана тех клириков, которые осмелятся это сделать.

В дальнейшем Мелетий стремился напрямую подчинить Константинопольской кафедре православные диаспоры всех земель, что привело к различным юрисдикционным преобразованиям, вызвавшим возмущение православного мира. В 1923 году Мелетий вынужден был подать в отставку.

Как писал