— Но как? Мы ведь на болотах заблудились!

— Ты правильно ехала, Айлин. Просто тебе подсунули измененную карту. А навигатор на болотах действительно не работает почему-то.

— Я все равно не верю, что Нэн способна на это…

— Чтобы защитить близких, люди на многое готовы, Барби. Она отдала тебе очень мощный медальон, действующий как призыв на вожака стаи. Я и пришел. А меня уже ждали. Кто-то очень настойчиво хочет меня убить, — странно, что я не подумал об этом сразу. Но ведь и второй раз на меня никто не нападал. До этого дня.

— Лисы? — Айлин неосознанно сильнее сжимает мою ладонь. Я нахожусь в какой-то эйфории, что я настолько ей небезразличен. И ей важны не только какие-то там чувства, но и я.

— Наверное. Но мне кажется, что твой отец тоже замешан в этом, — осторожно говорю, ожидая сопротивления с ее стороны.

— Ты не можешь обвинять никого без доказательств.

— Все так. И я пока только рассуждаю, — пытаюсь успокоить. Но я почти уверен, что Эд Грэм стремится потеснить меня. И самое интересное в этой задачке — знает ли он об одаренных. Ведет тихую войну против Торена-конкурента или против Торена-волка?

— И ты сейчас везешь меня домой? Хочешь постучаться в дверь и спросить моего отца, не он ли заказал твое убийство? — утрирует она. Я тоже понимаю, насколько все это переходит в состояние абсурда.

— Нет, — отрезаю я и замолкаю. Я уже решил для себя, что Барби будет жить у меня. Когда попадаешь в жернова одаренных, лучше и безопасней находиться с ними, а не в окружении простых людей.

— Что значит «нет»? — сквозь минутное замешательство спрашивает она.

— То и значит, Айлин, — не хочу больше говорить на эту тему. Как только начинаю представлять ее спящей в своей постели, кровь закипает, затмевая разум. А я хочу пока что сохранить рассудок. Но как же мне нравится ее запах… Украдкой вдыхаю ее с макушки. Чудесная… моя девочка. Правда же моя? Проверить можно только одним способом. Но не в машине же!

— Почему Дюк Монтгомери хочет тебя убить? — переводит тему Барби.

— Потому что он — мудак. С детства был мудаком. Мы росли вместе. И я не позволял его мудачеству выплескиваться на окружающих. Он это запомнил.

— Всего лишь детские обиды? — Барби приподнимает голову и с сомнением смотрит на меня. А я вдруг ощущаю легкую пустоту. Мне нравится, нет, я нуждаюсь, черт побери, чтобы она касалась меня!

— Это не всего лишь, — еще надумает себе школьный буллинг из-за прически или фигуры, как часто это бывает.

— Расскажи!

— В другой раз, Барби.

— Я — Айлин! — возмущенно поправляет она меня. Снова. Я не могу удержать веселья и смеха над ее негодованием. Она ведет себя как маленький раззадоренный и нахохлившийся птенчик. И пищит также.

— Я в курсе, — пытаюсь сгладить, но не могу остановиться от хохота.

Внезапно она улыбается, широко, ослепительно. Так, что у меня сердце несколько ударов пропускает. Я смотрю то на дорогу, то на нее. Вот же… Кажется, мы впервые не орем друг на друга, а просто смеемся. И это прекрасное состояние. Меня прошибает от мысли, что я хочу так всегда. Хочу свою Барби везде и постоянно. Наваждение… Возможно… Нам совершенно точно нельзя быть вместе, и я пока не до конца решил, что с этим делать.

Да кого я обманываю?! Я уже давно все решил. Не я, так волк мой, который житья не дает мне с самой первой встречи с Айлин.

Честно говоря, я сдерживаю себя только потому что она девственница и у нее совсем нет опыта. Иначе я бы давно свернул на обочину…

Монтгомери, конечно, подкинет мне проблем. Он как-то пообещал, что если и вернется в Глазго, то только чтобы унизить и уничтожить меня.