В любом случае ей придется оставить его, как я сделал это с Виолеттой.

Брат смотрит насмешливо-удивленно. И я даже понимаю отчего.

Прикрываю глаза, стараюсь глубоко дышать, но сердце колотиться тревожно и дыхание не помогает.

— Можешь поржать надо мной, но мне реально не до смеха. Выкручивает от любой полу мысли: что моя пара далеко, что она не моя. Что девчонка не посмотрит на меня, как на своего мужчину, что она захочет уйти и не примет мои ухаживания. Боюсь, мне попросту не хватит терпения ни на какие ухаживания. Никогда не чувствовал себя хреновее. Глаза застилает пеленой похоти. Ты не представляешь, как она пахнет!!! Уррр. 

Случайно взглянув на экран вижу, как она отрицательно машет головой на предложение менеджера взять очки. Не думая, хватаю телефон, набираю прокатный центр и громко требую:

— Вадим, подари ей те, оранжевые в цвет доски. Нет, не эти, новые. Сам придумай, что сказать. Но чтобы девушка обязательно приняла. Она моя пара и всем передай, чтобы присматривали. Она на особом обслуживании. Если кто ее обидит хоть словом, хоть взглядом, того обижу я! Сообщать мне о любом ее желании, обо всех перемещениях, задействуй всех наших. И при этом держать информацию в тайне от гостей, конкуренты и недруги — сам понимаешь.

Вадим — оборотень, он поймет меня. Зато теперь девочка под особым наблюдением. Жадно слежу, как парень, стараясь не смотреть на мою пару, вручает ей очки, что-то бурчит и уходит. Жаль услышать нет возможности. Звук у камер отключен, так как обычно в залах стоит гвалт, смех и музыка, отдельные разговоры услышать практически невозможно.

— Конкретно тебя колбасит, брат. Сочувствую. Ладно, ухаживай за своей Соней, буду тебя страховать по мере сил и возьму на себя делегации прибывающих. 

Ненадолго вспоминаю, где я, и кто я. Что должен встретить гостей, проследить за расселением наших друзей и компаньонов. После обеда еще часть гостей прибывает, они займут оставшиеся домики в зеленой зоне. Останется только наш с Валом дом и еще один в запасе. Номеров тоже почти не осталось. Но ведь реально работать сейчас не смогу, только одно желание скручивает внутренности, обволакивает и пронизывает мозг: вдохнуть ее запах, взять ее.

Крепко обнимаю брата, ближе которого нет никого на свете. Мы никогда надолго не расставались, между нами какая-то особая связь. Мы родились у мамы сильно недоношенными, говорят едва спасли. Неделю лежали в реанимационном боксе. Это нонсенс для оборотней. То есть мы действительно были не жильцы. Сначала нас держали отдельно, но когда мы почти перестали дышать, к нам впустили мать. У оборотней это допустимо, в отличие от человеческих больниц. Она взяла нас обоих на руки. Мы были такими крохами, что держать двоих одновременно было несложно. Мама рассказывала, что мы сразу протянули друг к другу тоненькие ручонки с крохотными растопыренными пальчиками. А как вцепились друг в дружку, так было не расцепить, мама и не стала. Она положила нас вдвоем в один бокс и еще долго сидела рядом, плача и разговаривая с нами. Пришедшая доктор, которая несколько часов назад, сказала матери, что надежды нет, нам осталось жить не больше часа, очень удивилась тому, что нам стало гораздо лучше. Настолько, что можно выписывать из реанимации. Мы даже ухитрились за пару часов набрать немного веса. С тех пор нас не разлучали. А мы до сих пор стремимся быть ближе друг к другу. Так спокойнее. Но теперь, когда у меня появилась пара… Нет, это мы обдумаем и обговорим позднее. 

— Спасибо, я сейчас действительно не способен ни на чем концентрироваться. Понимаю, что веду себя дико, но поделать ничего не могу.