– Издеваетесь?– скриплю я зубами, и, в итоге, схватив бутылку, жадно пью.

– Это забавное свойство человеческой психологии. Обвинять окружающих. Разве вы прибыли к нам не по своей воле? Впрочем, мне кажется, что как бы вы ни поступили, то в любом случае пожалели бы об этом…

Я продолжаю пить и злобно смотрю на железного истукана. Тоже мне, философствующий Соломон… Иезуитствующий инквизитор. Не зря нацепил на себя средневековые шмотки. Я проклинаю день, когда решился на тот разведывательный вылет. И он знает это. Глумится надо мной. Рубит, как мечом, своей здравой логикой. А всё мои эксперименты… Доэкспериментировался, исследователь чёртов…

* * *

Шёл 12-й год нашего полёта. Я точно это помню, потому что мы только вот недавно отметили первый день рождения младшего, а старшему, стало быть, уже исполнилось шесть. Жена долго раздумывала перед вторыми родами. Беспокоилась, всё ли нормально с первым пацаном. А ему, казалось, всё было до лампочки. Да и всем его ровесникам тоже. Это мы волновались и всё боялись чего-то. Шутка ли! Первое поколение детей, рождённых в космосе. Бедняжки же никогда не увидят Землю. Но им было всё равно. Детям и правда всё равно, где жить. Они носились по длинным кольцеобразным коридорам корабля, рвали яблоки и клубнику в оранжерее, забирались наверх в центральный отсек и барахтались в невесомости.

– Не толкайте друг друга! Руки поломаете!

– Не играйся водой в невесомости! Проглотишь и подавишься!

Но кто слушал наши родительские предостережения? Самое главное, им было весело. Они даже не думали о том, что волновало нас. Что всем им суждено было родиться и умереть на этом громадном космическом корабле. Даже их собственные дети новую обетованную Землю увидят разве что дряхлыми стариками. А жить там предстоит уже только их внукам и правнукам.

Считалось, что именно отсутствие мотивации и психологическая подавленность – это основные проблемы корабля поколений. Но наш «ковчег» летел, наши дети играли, не собираясь быстро взрослеть, а мы просто не мешали этому. Что же касается лично меня… Как и прежде на Земле, здесь меня привлекал космос. Звёзды становятся ближе и понятнее, когда несёшься среди них.

И кроме звёзд на нашем пути был один объект, привлекавший меня как астрофизика. Громадная чёрная дыра, вероятно, блуждающее ядро какой-то древней галактики, вылетевшее после столкновения. В масштабе вселенной она проносилась сквозь пространство, увлекая за собой часть чужих звёзд, внося возмущения в их орбиты. Но для нас она просто висела в пустоте, напрочь лишённая аккреционного диска, сожрав всё, что можно вокруг, и проявляя себя лишь сильным гравитационным линзированием.

Согласно плану полёта наш «ковчег» должен был лишь слегка проскользнуть по её краю и, исполнив этот рискованный манёвр, унестись дальше в космос – к своей цели. Так мы получали дополнительное ускорение, экономили топливо и лет 10 полёта. Однако, чем ближе было громадное чудовище, чем сильнее искажалось и скручивалось звёздное небо вокруг ужасающего чёрного рта, тем сильнее становилось его гравитационное влияние… на меня.

Я не знаю, что стало переломным моментом. Той точкой бифуркации навсегда отделившей «до» и «после». Сама мысль об экспериментальном полёте, возникшая в моей голове? Или мои убедительные доказательства на учёном совете о том, что зондами не получится адекватно управлять с основного корабля? Или та секунда, когда я, попрощавшись с семьёй, с улыбкой шагнул в ремонтно-разведывательный челнок?

* * *

– Вы напрасно снова мучаете себя этими мыслями,– прерывает мои воспоминания крестоносец,– они доставляют дискомфорт.