В любом случае Лисберн – не его нянька. Более того, в течение двух последних дней ему пришлось помучиться, решая проблемы друга.

Поэтому страшно хотелось отдохнуть.

Мисс Леони Нуаро могла бы помочь ему в этом.

Но она слишком занята, чтобы увидеться с ним.

Саймон прошелся по залу, оглядел манекены, изучил ассортимент в витринах. Даже согласился поучаствовать в обсуждении коричневых лент.

Торжественно нацелив на них свой монокль, он попытался прийти к выводу, какие из них имеют более выраженный желтоватый оттенок. И тут появилась Глэдис, которая пролетела через весь зал и выскочила на улицу. По пятам за ней следовала Клара. Они не заметили лорда Лисберна, а ему не хотелось привлекать их внимание.

– Позвольте узнать, мисс Нуаро примет меня? – обратился он к девушке, которая предложила договориться о другой встрече.

Мэри Парментер исчезла.

Минут через пятнадцать она вернулась и повела маркиза в кабинет мисс Нуаро.

Когда-то решение споров достигалось посредством обсуждения поводов и доводов. Теперь разницу точек зрения преодолевают с помощью шпаги или пари: поэтому единственным благородным способом выражения несогласия является возможность рискнуть тысячей фунтов или дать проткнуть себя насквозь.

«Знаток», 1754 г.

Когда лорд Лисберн вошел, мисс Нуаро со сдержанной яростью выравнивала шеренгу гроссбухов в шкафу.

Учитывая, что она больше часа провела с Глэдис, было понятно, почему ее трясет. Вот уж ничего удивительного!

Его, однако, смутил вид разгневанной Леони Нуаро в колышащемся облаке белого муслина: со свистом шуршали рукава, надетая поверх платья мантия – или как оно называется? – взлетала вверх и падала вместе с руками, возбужденно дрожали кружева. Грудь вздымалась и опадала, а вышивка и кружева на лифе казались белыми гребешками волн в бушующем море.

Она явно была не в духе. Уже знакомое состояние. И все-таки нужно улучить момент, чтобы восстановить дыхание и вернуть ей способность мыслить.

– Я отправил Суонтона в «Уайтс», а сам решил дождаться вас, – начал он. В голосе неожиданно послышалась легкая хрипотца.

Леони взяла в руки часы, висевшие на поясе, и открыла крышку.

– Один час и двадцать минут.

– Но я ждал вас, – подчеркнул Лисберн. – Сколько – не важно. Это позволило мне проявить милосердие.

– Милосердие, – повторила она. – Вы что, помогли моим работницам окончательно потерять голову? Или милосердно подносили нюхательную соль клиенткам, упавшим в обморок?

Он принял оскорбленный вид.

– Я помог какой-то древней старушке выбрать ленты.

– Вам следует быть крайне осторожным, разыгрывая «милосердие» перед пожилыми особами, – заметила Леони. – Их слабая конституция может не выдержать напора прекрасной мужественности и шарма. Вы даже не представляете, насколько сокрушительным для торговли окажется неожиданный апоплексический удар, который хватит какую-нибудь леди в демонстрационном зале. – Она отпустила часы, которые опять повисли на поясе, и, скрестив руки на груди, изобразила на лице равнодушную любезность.

Как будто он был обычным клиентом.

Пришлось подавить вспыхнувшую обиду. Нельзя вести себя, как чересчур чувствительный подросток, сказал он себе.

– Благодарю за напоминание, мадам. – Лисберн очень постарался, чтобы голос звучал мягко. – В будущем я сделаю все, чтобы моя красота и шарм воздействовали только на здоровых и сильных представительниц прекрасного пола.

– Я знаю, вы ничего не можете с собой поделать, – продолжала Леони. – Вы таким родились. Но некоторые из моих лучших клиенток – дамы весьма преклонного возраста. И мне совершенно не хочется провожать их в последний путь до истечения положенного им срока.