Тут, конечно, не Париж, успокоила себя Леони. Это Лондон, где сброд не ходит толпами. А эти люди собрались на общественное мероприятие, каких бывает много. Она направилась в сторону зала.

Лорд Лисберн – за ней.

– Духота! Жарища! Все забито возбужденными барышнями и раздраженными мужчинами, а Суонтон и его поэтические друзья рыдают над опавшими листьями, над мертвыми птичками и увядшими цветками, – бормотал над ухом маркиз. – Да, мне понятно, почему вам так не терпится оказаться там.

– Исключительно по делу, – отрезала Леони.

Она со скрипом отворила дверь и заглянула внутрь.

Через узкое пространство между столпившимися перед входом слугами можно было увидеть совсем немного. Тем не менее быстро стало понятно, что все места в партере заняты женщинами. Они сидели тесно, чуть ли не на коленях друг у друга. Женщины в сопровождении немногочисленных мужчин – отцов и братьев, скорее всего, – набились и в бельэтаж, и на балкон. Последний заметно провис под тяжестью зрителей. Каждый дюйм свободного пространства заполняли стоявшие мужчины. В зале была ужасная духота, в нос ударил запах разгоряченных тел.

Между тем кто-то, – точно не лорд Суонтон, – читал оду на смерть розы дрожащим голосом.

Она отпрянула назад. Натолкнулась спиной на теплую мощную преграду. Шелк зашуршал о шелк.

Лорд Лисберн перегнулся через ее плечо, чтобы заглянуть в зал, и тогда на Леони нахлынула волна из ароматов свежевыглаженного полотна, бритвенного мыла и мужчины, которая захлестнула запах толпы.

– Рады своему опозданию? – спросил он. – Сейчас вы бы сидели там. – Его дыхание щекотало ей ухо. – И не вырвались бы оттуда, пока все не закончилось.

Она будет сидеть там, как в клетке, слушая поэтическую панихиду в течение нескольких часов. Леони зажмурилась и сказала себе, что это ради дела, затем несколько раз глубоко вдохнула и открыла глаза. Она сейчас отправится в зал. Она…

Его большая рука в перчатке легла на створку двери в паре дюймов от ее плеча. Лорд Лисберн закрыл дверь.

– У меня возникла идея, – сообщил он. – Давайте поедем в цирк.

Никогда не советуй, дорогая моя,

Мне беречь свое сердце,

Когда я танцую вон с тем уланом,

Ветреным и живым.

Иллюзии, которые появляются в голове

В восемнадцать,

Перестанут очаровывать

В двадцать восемь.

Миссис Эбди. «[8]Мужчина, готовый жениться», 1835 г.

Леони резко обернулась. Так как Лисберн не двинулся с места, она натолкнулась на него, прикоснувшись при этом грудью к его жилету на один восхитительный миг. От нее тоже пахло великолепно.

Она подняла руку и оттолкнула его не так, как толкаются маленькие девочки, или когда флиртуют. Нет, это было очень решительно. Правда, недостаточно сильно, чтобы Саймон потерял равновесие, но намек был очевиден – ей не хочется играть в кокетку.

Лорд Лисберн понял намек и сделал шаг назад.

– Цирк? – Она произнесла это так, словно речь шла о полете на Луну.

– Да, в цирк Астли, – подтвердил он. – Будет весело.[9]

– Весело…

– Во-первых, там не будет никаких заунывных стихов, – начал перечислять Лисберн. – Во-вторых, там не будет никаких заунывных стихов, и в-третьих…

– Это же на другом берегу! – Теперь фраза действительно прозвучала так, как будто Леони говорила о Луне.

– Да, – подтвердил он. – И тогда широкая Темза ляжет между нами и заунывными стихами.

– Нами!

– Вы уже подходяще одеты, – продолжал Саймон. – Это будет бесполезная трата усилий, если вы не пойдете поразвлечься.

– Цирк!

– Зрелище на самом деле увлекательное, – сказал Лисберн. – Обещаю. Актеров, акробатов и клоунов. Но самое интересное – искусство наездников. Дюкруа – управляющий – сам прекрасный наездник.