– Так ведь я для еды только, – не обиделся лесничий. – Сие не есть грех.

Раз в два месяца они ездили с делянки в Теплый Ключ за почтой и продуктами. Там на исходе лета попалась Проскурову в руки газета с заметкой о громком заказном убийстве в столице. Он понял, что само провидение избавило его от главного врага и теперь можно вернуться домой.

– Побуду у тебя еще месяц, – сказал Эдик бывшему однокласснику. – Подумаю, как жить дальше.

– Оно полезно бывает, – с пониманием кивнул тот.

Таежное житье наводило на философские мысли. Лесничий больше помалкивал, за веру не агитировал, идеологию Иисуса Христа не навязывал. Проскуров тоже ему вопросов не задавал, решил сам определяться.

– Грехов на мне много, – сокрушался он иногда. – Хочу жить с чистым сердцем. А как? В городе не получается.

– Оставайся здесь, места хватит.

– Не-а, не смогу. Скучно, – качал головой Эдик. – Тихо тут, как в раю. Видать, я для пекла родился. Передохнул, и довольно.

Через месяц лесничий проводил его до поселка, попросил знакомых геологов подбросить друга до станции. В поезде Проскуров беспробудно спал, и снились ему перестрелки, погони и засады, боевые соратники, ночные вылазки. Когда подъезжали к Москве, бывший спецназовец осознал, что его война так и не окончилась.

– Нет, хватит, – прошептал он, спрыгивая на платформу. – Пора мечи менять на орала. Займусь-ка я мирной коммерцией.

Нажитый с риском для жизни полулегальным путем капитал позволил Эдуарду открыть два небольших магазина, «Егерь» и «Арсенал». Он продолжал продавать охотничье оружие, разные приспособления для охоты и рыбалки, туристический инвентарь. Дела пошли славно, бизнес расширялся, господин Проскуров осуществлял новые проекты, с головой окунувшись в процесс предпринимательства.

Его частная жизнь не отличалась разнообразием – офис, поездки, дом, застолья, изредка сауна.

– Ты что, от себя бежишь? – однажды спросил Проскурова его партнер. – Или забыться хочешь?

– Я от войны бегу. Как взгляну на оружие, на ружье классное или нож – руки чешутся. Нет-нет да и мелькнет воспоминание о боевых буднях. Рожденный сражаться торговлей успокоиться не может.

– Почему же тогда из спецназа ушел?

– Убивать не нравится.

– Непонятный ты мужик, Проскуров. То говоришь, рожден сражаться, то убивать тебе не по вкусу. Так не бывает.

– Я и сам запутался, – соглашался Эдик. – Разобраться в себе не могу. Душа, наверное, темная. Руки к оружию тянутся, а сердце по любви тоскует. Бытие – вообще штука сложная. Вот скажи, что в тебе сильнее, любовь к жизни или страх смерти?

– Черт его знает!

– То-то.

– Жениться тебе пора, Эдуард Степанович. Семья – хорошее лекарство от лишних размышлений.

Господин Проскуров легко вступал в связи с женщинами и так же легко их обрывал. Но жениться не торопился. Жена, по его представлению, должна была быть красивой, умной, скромной, бескорыстной и целомудренной. Чистой, как мадонна. То есть до брака чтобы с другими мужчинами – ни-ни, без шалостей! А где такую взять?

Периодически его знакомили то с одной, то с другой претенденткой в невесты. Эдуард охотно начинал ухаживать, но неизменно разочаровывался. Женщины попадались красивые, но недалекие, и так откровенно рассчитывали на его деньги, что становилось противно и… обидно. Выходит, кроме кошелька, у него нет никаких достоинств?

– Ну, ты и переборчивый жених! – подтрунивали над Проскуровым приятели. – Ищешь ангела во плоти? Смотри, нарвешься!

После таких разговоров он становился еще осторожнее, еще подозрительнее. И в конце концов почти смирился с неизбежным – с браком по расчету с нелюбимой, но мало-мальски подходящей девушкой. Пусть уж не блещет умом, но чтобы была не распущенная и видела в муже не только источник средств существования, а хотя бы друга, если уж не возлюбленного.