Хотя сама по себе эта надпись выглядела не менее вызывающей, чем надписи на грифельной доске незнакомца, они не вызвала никакого удивления, насмешек или раздражения. Тем более, она не выставляла автора в виде простака или недалекого человека.

Между тем, человек с грифельной доской продолжал неторопливо расхаживать взад-вперед. Его настойчивость приводила к тому, что некоторые презрительные взгляды сменялись насмешками, некоторые насмешки – толчками, а некоторые толчки – грубыми тычками. Неожиданно, во время одного из поворотов, его громко окликнули двое носильщиков с большим сундуком, а поскольку это не произвело никакого эффекта, они случайно или преднамеренно подтолкнули его в спину своей ношей, едва не опрокинув на землю. Он пошатнулся, издал невнятный стон и выразительными жестами пальцев невольно выдал то обстоятельство, что был не только немым, но и глухим.

Но потом, как будто абсолютно безразличный к недружелюбному приему, он прошел вперед и занял сидячее место на полубаке у подножия лестницы на верхнюю палубу, по которой то и дело поднимались и спускались моряки, занятые своими делами.

Судя по непринужденности, с которой он занял это скромное место, незнакомец был вполне осведомлен о своем положении, а его затруднительный проход по палубе не составил для него большого неудобства; поскольку он не имел багажа, то вполне вероятно, что он собирался высадиться на одном из небольших речных причалов, расположенных в нескольких часах плавания по реке. Но, даже несмотря на это, он как будто явился из очень далеких краев.

Хотя его кремовый костюм не был грязным или засаленным, он выглядел довольно поношенным и нечищеным, словно после долгого странствия из неких отдаленных мест за прериями он давно был лишен такой роскоши, как обычная постель. Его добродушное лицо было изможденным, а после того, как он приобрел сидячее положение, оно все больше приобретало выражение усталой отчужденности и сонливости. Постепенно его одолела дремота; его светловолосая голова склонилась на грудь, тело расслабилось, как у жертвенного агнца, и он неподвижно застыл у подножия лестницы, как снежный сугроб в начале марта, который, подтачиваемый талыми водами в своей белой безмятежности, заставляет фермера чесать в затылке на рассвете, когда он выходит на порог и осматривается по сторонам.

Такие комментарии, произнесенные вслух или мысленно членами разношерстной компании, собравшейся на балконе, выступавшем над передней частью верхней палубы, не были засвидетельствованы предыдущими событиями и отражали только умонастроение этих людей.

Между тем, словно заколдованный человек в темной гробнице, пребывая в блаженном неведении об этих сплетнях, глухонемой пассажир продолжал мирно спать, пока судно отправилось в плавание.

Великий судоходный канал Вин-Кин-Чин[12] в Цветущем Царстве местами напоминает Миссисипи, где она свободно и широко протекает между низкими берегами, ровными, как буксирные тропы и увитыми древесными лианами, и несет многопалубные пароходы, ярко разукрашенные и лакированные изнутри, словно императорские джонки.